Криницы - [22]

Шрифт
Интервал

Тогда Раиса захохотала и бросилась бежать к ожидавшим её учителям.

Алёша услышал этот хохот и, выбравшись на берег, снова безжалостно выругал себя. Дурак, дурак! Мальчишка! Он представлял себе, как Рая рассказывает Орешкину и незнакомой учительнице о том, что он кинулся в речку, и сгорал от стыда.

В таком состоянии он вышел на поляну, сбросил мокрую одежду, чтоб просушить её, и, лежа в одних трусах, казнил себя, что начал этот разговор.

Однако все эти переживания не помешали ему заснуть, и он часа два крепко проспал на солнцепеке. Проснулся с чувством облегчения на душе, как будто во сне все забылось. Солнце перевалило за полдень, поляну укрыла тень могучих дубов, под которыми он лежал. Дубы стояли молчаливые, торжественные, ни один листок не шевелился. Было душно, парило от земли, щедро напоенной вчерашним дождем. Стучал дятел. Не давали покоя мухи.

Вдруг Алёша услышал стрекотание комбайна. У него заколотилось сердце. Все кончено, кто-то другой работает на его машине, а его теперь и близко не подпустят к ней. «Что я наделал?»

Он оделся, вышел на опушку, к речке, но дальше не пошел: стыдно было встретиться с людьми.

Комбайн умолк, и вскоре Алёша услышал у речки голос брата. Сергей звал его. У парня отлегло от сердца: значит, работал не кто иной, как Сергей, и, конечно, комбайн он отремонтировал, иначе не искал бы его, Алёшу. Ему хотелось кинуться навстречу брату. Но он сдержался, только вышел из лесу и, пройдя по лугу так, чтоб Сергей заметил его, лег под кустом.

Брат подошел с каким-то незнакомым человеком. Невысокий, худощавый, с резкими чертами лица и острыми чёрными глазами, на первый взгляд показавшимися суровыми и колючими, человек этот испытующе, внимательно приглядывался ко всему окружающему. Алёша подумал, что это ещё один корреспондент, уже из какой-нибудь столичной газеты.

— Полюбуйтесь! Я так и знал, что он где-нибудь отлеживается и в ус себе не дует! А я летел из Кравцов, чуть голову не сломал, — с возмущением сказал Сергей, указывая своему спутнику на Алексея. — Работнички! На пять минут ремонта, а они весь район на ноги подняли… политику развели…

Алёша молчал. Они сели на траву рядом с ним. Незнакомец с хорошей улыбкой разглядывал братьев, как бы сравнивая их, глаза его теперь не казались уже такими колючими. Сергей, хотя и возмущался, тоже с интересом смотрел на Алёшу, как будто год его не видел. Он до сих пор считал Алёшу мальчиком, тихим, скромным, который даже на младших редко повышал голос. И вдруг мальчик этот показал зубы. «Матюком, сукин сын!» — вспомнил он, как кипятился главный механик. Сергей в душе был доволен, что Баранову пришлось проглотить такую пилюлю. Поделом ему, растяпе! Но как этот мальчишка, его брат, позволил себе такую вы ходку со взрослыми? Этого так оставить нельзя!

— Ты, брат, оказывается, и впрямь герой. Ого! Я и не заметил, когда ты таким стал… Ты скоро всех пошлёшь… Постыдился бы! Школьник!.. Молоко на губах не обсохло!.. Вот попрошу отца, чтоб он показал тебе, где раки зимуют.

Алеше не хотелось оправдываться, но и слушать это было неприятно, стыдно при чужом человеке. Как бы это перевести разговор на другое? О чем бы у Сергея спросить? И вдруг вспомнились корреспонденты. Алёша лег на спину, со вкусом потянулся и, улыбаясь, неожиданно сказал:

— Ты, Серёжа, скажи лучше, когда ты женишься на Наталье Петровне?

Сергей поперхнулся на полуслове, смутился до смешного, начал заикаться:

— Ты-ы б-бездельник… б-болтун!

И вдруг, то ли с умыслом, то ли для того, может быть, чтобы скрыть свое смущение, Сергей повернулся и сказал:

— Вот познакомься лучше… Новый директор нашей школы Михаил Кириллович.

Алёша подскочил, как будто его укололи. Встал на колени и залился краской, не зная, что делать, как после всего, что директор узнал, что здесь слышал, смотреть ему в глаза. Какая суровая кара за все его сегодняшние подвиги!

— Ничего, Алексей. Но от комбайна ты сбежал напрасно. Надо нагонять простой. Тут личным обидам не место, дело общественное.

— Я — нагоню, — тихо, как школьник, опустив глаза, пообещал Алёша.

— Михаил Кириллович будет у нас столоваться, — сказал Сергей, чтоб завершить знакомство.

6

Лемяшевич никогда не думал, что так много разных обязанностей у директора школы.

Правда, Орешкин утверждал, что новый директор сам выдумывает себе дела. Например, с ремонтом. Школа отремонтирована. Чего ещё надо? Но Лемяшевич забраковал все и дал сведения в районо и облоно, что школа не отремонтирована. Сведения эти всех переполошили: середина августа, а одна из крупнейших школ района не готова! Провал! Приезжала комиссия. Долго ходили, крутили носами — склонны были заключить, что школа все же отремонтирована. Лемяшевич злился:

— Какой же это ремонт? До каких пор мы будем содержать в таком состоянии наши школы и клубы? Не первые же это послевоенные годы! Товарищи! Хватит прибедняться! Школа — культурный центр на селе, и она должна быть образцом для всех остальных учреждений.. — А оттого что «образец» имеет такой вид, посмотрите, в каком состоянии колхозный клуб! Стыд и позор! И это в деревне, где есть электричество, радио!.. Надо сломать такое отношение… И я не отступлю…


Еще от автора Иван Петрович Шамякин
В добрый час

Роман «В добрый час» посвящен возрождению разоренной фашистскими оккупантами колхозной деревни. Действие романа происходит в первые послевоенные годы. Автор остро ставит вопрос о колхозных кадрах, о стиле партийного руководства, о социалистическом отношении к труду, показывая, как от личных качеств руководителей часто зависит решение практических вопросов хозяйственного строительства. Немалое место занимают в романе проблемы любви и дружбы.


Тревожное счастье

Известный белорусский писатель Иван Шамякин, автор романов «Глубокое течение», «В добрый час», «Криницы» и «Сердце на ладони», закончил цикл повестей под общим названием «Тревожное счастье». В этот цикл входят повести «Неповторимая весна», «Ночные зарницы», «Огонь и снег», «Поиски встречи» и «Мост». …Неповторимой, счастливой и радостной была предвоенная весна для фельдшера Саши Трояновой и студента Петра Шапетовича. Они стали мужем и женой. А потом Петро ушел в Красную Армию, а Саша с грудным ребенком вынуждена была остаться на оккупированной врагом территории.


Атланты и кариатиды

Иван Шамякин — один из наиболее читаемых белорусских писателей, и не только в республике, но и далеко за ее пределами. Каждое издание его произведений, молниеносно исчезающее из книжных магазинов, — практическое подтверждение этой, уже установившейся популярности. Шамякин привлекает аудиторию самого разного возраста, мироощущения, вкуса. Видимо, что-то есть в его творчестве, близкое и необходимое не отдельным личностям, или определенным общественным слоям: рабочим, интеллигенции и т. д., а человеческому множеству.


Торговка и поэт

«Торговка и поэт… Противоположные миры. Если бы не война, разрушившая границы между устойчивыми уровнями жизни, смешавшая все ее сферы, скорее всего, они, Ольга и Саша, никогда бы не встретились под одной крышей. Но в нарушении привычного течения жизни — логика войны.Повесть исследует еще не тронутые литературой жизненные слои. Заслуга И. Шамякина прежде всего в том, что на этот раз он выбрал в главные герои произведения о войне не просто обыкновенного, рядового человека, как делал раньше, а женщину из самых низших и духовно отсталых слоев населения…»(В.


Сердце на ладони

Роман-газета № 10(310) 1964 г.Роман-газета № 11(311) 1964 г.


Снежные зимы

… Видывал Антонюк организованные охоты, в которых загодя расписывался каждый выстрел — где, когда, с какого расстояния — и зверя чуть ли не привязывали. Потому подумал, что многие из тех охот, в организации которых и он иной раз участвовал, были, мягко говоря, бездарны по сравнению с этой. Там все было белыми нитками шито, и сами организаторы потом рассказывали об этом анекдоты. Об этой же охоте анекдотов, пожалуй, не расскажешь…


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.