Крестовые походы. Идея и реальность - [99]

Отношение крестоносцев к Восточной Римской империи было весьма непростым. С одной стороны, византийцы были «друзьями» (amici), ради освобождения которых и предпринимался Первый крестовый поход, с другой — греки оставались для крестоносцев схизматиками: они — те, кто не подчиняется Святому Престолу. Надо сказать, что Византия, вторая половинка античного Рима, занимала промежуточное положение между исламом и западным христианством: мусульмане для византийцев — хорошо известные враги, но порой и союзники, и Запад с самого начала крестоносного движения подозревает Константинополь в двойной игре. На этом фоне Византия в ущерб западным христианам подчеркивала свое превосходство как истинной наследницы Рима. В глазах греков именно Восточная империя получила из рук Рима единственно правильную религию, в то время как универсалистские притязания папства представляются им необоснованными, впрочем, как и претензии западных государей на императорский титул. Вместе с тем крестоносцы в ее глазах хотя и варвары, но все же исповедующие христианство. Они — «братья» по вере и подданные всеобщей христианской империи, во главе которой стоит, конечно, Константинополь. Сквозь призму такого взгляда Греческая империя судит о варварстве и религиозных «заблуждениях» крестоносцев.

В эту эпоху Византия, пожалуй, самое богатое и процветающее государство в Европе, объединившее обширные территории в Греции, на Балканах и Малой Азии. Роскошь и блеск византийского двора, пышность придворного церемониала, обилие реликвий в Константинополе — «царском городе», образованность и утонченность нравов византийской знати, уровень культуры и научных знаний — все это производило впечатление на латинский Запад, который существенно отставал от греческого Востока. Потому византийцы с презрением и опаской относились к латинянам — варварам в их глазах, а те с жадностью и завистью взирали на Восточную Римскую империю.

Смотревшие свысока на христианский Запад греки привыкли воспринимать западноевропейских рыцарей прежде всего как наемников. Действительно, император часто пользовался услугами западных воинов, которые в составе особых войск сражались против турок-сельджуков или печенегов, а также подавляли мятежи славян. При этом греки считали латинян, особенно норманнов, которые были им лучше всего известны, не менее опасными, чем турки. В самом деле, еще до крестового похода, во второй половине XI в., норманны сумели подчинить своему господству южноитальянские владения Византии включая Калабрию и Апулию, последнюю точку в завоевании которой поставило взятие Бари в 1071 г. После этого греки стремились предотвратить угрозу нападения воинственных северян, заключая с ними соглашения и приглашая их на военную службу, обещая им высокое жалованье и должности. Однако деятельность норманнов не ограничивалась военной сферой. Они также поддерживали находившиеся под их покровительством приморские города в их торговом соперничестве с империей; к тому же защищали латинскую церковную культуру от греческого влияния и, похоже, под влиянием союза с папством лелеяли в уме свою церковно-политическую программу. Неслучайно еще во время Первого крестового похода Боэмунд Антиохийский писал папе Урбану II об успехах латинского войска: «Мы одолели турок и язычников, но не можем одолеть еретиков и схизматиков».[123] Византийцы в общем имели полное основание полагать, что под лозунгом освобождения Святой Земли крестоносцы, во всяком случае норманны, желали на самом деле подчинить себе Византию. Во время Первого крестового похода появление норманнских вождей — Боэмунда Тарентского и его племянника Танкреда — пугает греков: ведь еще совсем недавно, в начале 80-х гг. XI в., норманны воевали с греками, и отец Боэмунда Роберт Гвискар во главе сильной армии угрожал грекам, сойдясь с ними в сражении при Диррахии в 1084 г. Анна Комнина, дочь византийского императора Алексея I, в своем сочинении, прославлявшем ее отца — «Алексиаде», неслучайно писала о том, что у крестоносцев были самые разные намерения: «Люди простые, искренние хотели поклониться Гробу Господню и посетить Святую Землю», а вожди, прежде всего норманнские, «таили в себе намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе попутно захватить и сам царственный город».[124]

Дальнейшие факты только подтверждали правомерность опасений византийской принцессы: после возвращения из Святой Земли вождь норманнов Боэмунд Антиохийский в 1106 г. активно пропагандирует новый крестовый поход — против Византии, а во время крестового похода 1147–1149 гг. норманнский правитель Сицилии Рожер II, пользуясь трудностями Византии, наблюдающей за передвижением крестоносных войск, осаждает империю с моря. Влияние прогибеллинских и про-норманнских сил в армии крестоносцев сыграло определенную роль и в трагической девиации крестового похода 1202–1204 гг. А в начавшемся в 1270 г. крестовом походе Людовика Святого норманнские амбиции в отношении Византии разделял и один из самых значительных предводителей экспедиции — Карл Анжуйский. Примеры можно продолжить.