Крестоносцы и Русь. Конец XII в. — 1270 г. - [21]

Зегебергский августинский монастырь находился в Зегеберге (теперь — Бадзегеберг) в Гольштейне, на севере совр. Германии (земля Шлезвиг-Гольштейн), был основан в 1134 г. и принадлежал Бременскому архиепископству. Монастырь существовал до второй половины XVI в. [Гельмольд 1963; Haupt 1925: 237].

3. Мейнард— каноник августинского монастыря в Зегеберге. В момент появления его в Ливонии он был уже немолодым человеком, старше 50 лет. Зегебергский монастырь располагался в местности, в которой в 20-х гг. христианство среди западных славян проповедовал монах Вицелин, пользовавшийся большим авторитетом среди духовенства Северной Германии. По мнению А. Хаука, Мейнард еще мог застать Вицелина в живых. Вполне вероятно, что пример Вицелина оказал немаловажное влияние на Мейнарда [Hauck 1953: 623; Назарова 1995 (а): 74–75].

О социальном происхождении Мейнарда точных сведений нет. М. Хельманн и Н. Ангерманн полагают, что он происходил из министериалов Бременского архиепископства. Э. Мугуревичс не исключает, что Мейнард имел знатное происхождение [Hauck 1953: 654; Angermann 1986: 4; Hellmann 1989: 18; IH, komentâri: 333.–334.1pp.].

4. Активизация торговых операций северогерманских купцов в устье Западной Двины начинается, по мнению исследователей, с 1182 г. [Hellmann 1989: 19]. Прибытие Мейнарда в Ливонию на основании сопоставления событий относят к 1184 г. [Аннинский 1938, примечания: 453–455; IH, komentâri: 333.–334.1pp.], а точнее — к весне этого года, так как, согласно упоминаниям хрониста, корабли прибывали в Ливонию в начале весны, как только устье Западной Двины освобождалось ото льда. Дата — 1184 г. — вычисляется, исходя из года посвящения Мейнарда в епископы, известного по другим источникам (см. ниже, ком. 18).

Исследователи полагают также, что это был уже не первый визит в Ливонию Мейнарда, который сопровождал купеческие корабли в качестве корабельного священника и, возможно, делопроизводителя [IH, komentâri: 333.1pp.; Pabst 1847: 66].

5. Мейнард должен был отправиться в Полоцк до начала своей миссионерской деятельности, т. е., сразу после прибытия в Ливонию весной 1184 г. Процедура «обмена дарами» была обычной в случае приезда посольства ко двору государя, а кроме того показывала, что принимающая сторона удовлетворена сделанными ей предложениями. Следовательно, правомерен вывод о том, что Мейнард явился в Полоцк в качестве посла своего сюзерена — архиепископа Бременского. Получение же Мейнардом даров от «короля» — князя Полоцкого, говорит в пользу того, что Полоцк также был заинтересован в предложениях немецкой стороны. Последовавшее далее упоминание хрониста о набеге литовцев подтверждает предположение о том, что на этой встрече обсуждалась проблема совместной борьбы с литовскими язычниками. В качестве же встречного шага полоцкий князь мог позволить Мейнарду проповедовать свою веру среди ливов. Удачным для Мейнарда оказалось и отсутствие епископа на полоцкой кафедре с марта по конец июня 1184 г. [Назарова 1995 (а): 75–77]. К тому же в Полоцке, вполне возможно, надеялись, что сами ливы останутся равнодушными к проповедям Мейнарда [см. также ком. 13 и 15]. Правда, в литературе есть и другое мнение по поводу того, что потребовалось от Мейнарда взамен на разрешение вести миссионерскую деятельность. А. Радынын полагает, что Мейнард должен был собирать для Полоцка дань с ливов [Radins 2000: 113]. Эта версия представляется, однако, маловероятной, а аналогия с обязательством епископа Альберта выплачивать Полоцку ливскую дань по договору 1210 г. (см. далее, ГЛ, XIV: 9) — неубедительной. Неясно, как на практике простой миссионер мог осуществлять сбор дани на большой территории в чужой и враждебной ему среде. Епископ Альберт к 1210 г. обладал не только духовной, но и политической властью в Ливонии, а кроме того, располагал военной силой. Рижское епископство складывалось как духовно-государственное образование, в котором уже был налажен порядок сбора церковной десятины. Ничего этого не было в распоряжении Мейнарда.

6. Фигура полоцкого князя Владимира до сих пор остается загадочной. В русских источниках он не упоминается. В историографии давно ведутся споры о том, с кем из известных по русским источникам полоцких князей можно отождествить Владимира [Данилевич 1896: 115; Алексеев 1966: 282; Ермаловіч 1993: 241–243; Александров, Володихин 1994: 17–20 и др.]. Надо отметить, что хронист упоминает князя Владимира на протяжении 32 лет. Конечно, столь длительное пребывание князя на престоле было вполне возможно, тем более, что не исключались и перерывы в правлении. Все же представляется более вероятным, что хронист ошибочно объединил под одним именем, по крайней мере, двух князей. Князя Владимира, который правил в Полоцке в начале XIII в., хронист, близкий ко двору епископа Рижского Альберта (см. об этом далее), мог знать лично. Что касается князя, к которому Мейнард ездил в 1184 г., то это, скорее всего, известный по летописи князь Всеслав Василькович. Не исключено, что именно заключение договора с Мейнардом и неблагоприятные для Полоцка его последствия стоили Всеславу княжеского стола. Хронист, описывая события, отстоявшие от времени создания хроники на сорок лет, пользовался, вероятно, рассказами даугавских ливов, которые сами могли и не знать имени русского князя. Но для хрониста было важно не имя князя, а указание на законность деятельности католических миссионеров в низовьях Западной Двины [Назарова 1995 (а): 77–78].