Крестное знамение - [153]

Стараясь рассмотреть что-нибудь сквозь пластик, Альстер пробормотал:

— Уверен, что-нибудь мы придумали бы. Вот только бы знать, что там такое… Надеюсь, не труп?

Джонс расхохотался.

— Когда мы его в первый раз вскрывали, я боялся того же самого. Как оказалось, он заполнен кое-чем гораздо более… гм… шокирующим.

— Шокирующим? — переспросил Альстер.

Вместо ответа Пейн извлек из кармана несколько фотографий и протянул их Альстеру. На них саркофаг был представлен в различных ракурсах, как открытый, так и закрытый. Последние снимки запечатлели артефакт, находящийся внутри саркофага и сохранившийся на протяжении двух тысячелетий в целости и сохранности. Свидетельства Пилата в подтверждение его варианта истории Христа. Или по меньшей мере часть их. Остальному объяснение давалось в отдельном документе.

У Альстера перехватило дыхание, когда он увидел то, что находится внутри саркофага.

— Перекладины креста?

Пейн с Джонсом кивнули. Вертикальный столб был перепилен надвое, но поперечная перекладина сохранилась полностью. Ученые из Питсбурга, которым кусочек от нее отправляли на экспертизу, подтвердили, что в гробнице находится древесина африканского дуба первого века нашей эры.

Что и предполагалось.

— Вы хотите сказать, — заикаясь, пробормотал Альстер, — то, что я вижу, его крест?

Пейн пожал плечами.

— Мы надеемся, что вы сможете это подтвердить. Если у вас будет время и желание.

— Конечно, — выдохнул Альстер. — У меня есть и то и другое.

— Там было и кое-что еще. — Пейн достал из вертолета небольшой ящик. — Вот еще один артефакт из саркофага. Мы его пока не вскрывали. Решили, что будет лучше, если им займетесь вы с Бойдом и Марией.

Дрожащими руками Альстер открыл ящик и увидел бронзовый цилиндр, похожий на тот, который Бойд нашел в катакомбах. Но вместо печати Тиберия на цилиндре стоял официальный знак Понтия Пилата — эмблема, которая не использовалась со времен Христа.

— Не представляю, что там может быть внутри. Если повезет, мы узнаем, что же произошло на самом деле.

И им повезло…

По сведениям Пейна, вся правда была известна только шестерым (Данте, Марии, Бойду, Альстеру, Джонсу и ему самому). Под всей правдой он имел в виду факты о катакомбах и то, кем на самом деле являлся смеющийся человек. Еще несколько человек — Франц, Ник Дайал, Рэнди Раскин, не говоря уже о тех неизвестных сотрудниках Пентагона, которые прослушивали звонки Раскина и Раскину, — знали отдельные и, в общем, бессвязные факты. Пейн понимал, что им будет очень сложно связать все воедино из-за недостатка информации и доказательств, обладателями которых были Пейн и его друзья.

Насколько понимал Пейн, только им шестерым была известна тайна, которая, по мнению кардинала Роуза, умерла навеки в момент гибели Бенито Пелати. К счастью, Роуз был плохим детективом.

Другими словами, Пейн на самом деле не знал, что известно Ватикану (и что ему неизвестно) относительно их приключений. Впрочем, и спрашивать об этом у Пейна желания не было. Старая мудрость гласит, что глупых вопросов не бывает. Что ж, возможно, и так. Как бы там ни было с глупыми вопросами, Пейн по опыту знал одно: опасные вопросы существуют.

Особенно если ответ желает знать тот человек, которому его знать не положено.

Или если, узнав ответ, он хочет сохранить его в тайне.

Эпилог

Свиток был в превосходном состоянии, если принимать во внимание то, что он был написан Понтием Пилатом на смертном одре. Сокрытый среди холмов Виндобоны, пергамент пролежал в неприкосновенности почти две тысячи лет. От времени и стихий его защищали бронзовый цилиндр, каменный саркофаг и семья, строго хранившая свою тайну.

Поколение за поколением мужчины из семейства Пелати приходили на могилу их предка Понтия Пилата, считая его настоящим героем. Истинным основателем христианства. Верным слугой императора Тиберия, который однажды призвал его к себе и предложил ради блага Рима инсценировать смерть мессии. Они верили и в то, что, восхищенный тем, как Пилат исполнил его волю, Тиберий приказал запечатлеть его подвиг в камне, обессмертив образ самого Пилата и его деяния в катакомбах Орвието. Тем не менее ни Бенито, ни Роберто, ни Данте и никто из их предков за исключением самого великого Понтия — не знал всей истории распятия целиком до тех пор, пока Мария не вскрыла печать на цилиндре.

Когда Мария перевела последние слова Пилата, у нее перехватило дыхание от того, что она узнала. Перед ней лежал документ, который еще раз подтверждал то, во что она давно и свято верила, — пути Господни воистину неисповедимы.

Моим сыновьям и наследникам.

Я стою на пороге смерти, приготовившись к суду за дела, которые я совершил и которые надеялся совершить. Это вовсе не значит, что мне не довелось быть свидетелем славы Божьей, ибо ее я видел собственными глазами, и величие ее сделало меня тем, чем ныне я являюсь.

Мне стало известно о назарянине задолго до того, как я увидел его. Слухи о его последователях и чудесах, творимых им, распространялись по пустыне, подобно чуме, угрожавшей миру и процветанию земли, доверенной под мое попечение. Я знал, что очень скоро слух дойдет и до Рима и от меня потребуют растоптать смутьяна, пока его последователи не возрастут в числе настолько, что властям будет трудно с ними справиться. Но случилось неожиданное, ибо, когда пришло известие от моего повелителя, я нашел в нем спокойную просьбу поддерживать пламя разгоравшегося пожара до тех пор, пока мы не сможем воспользоваться его жаром для наших целей. Я не знал, что задумал мой господин, но позволил пламени разгораться, пока оно не раскалило стены Иерусалима. К тому времени я получил наставления, которых мне недоставало, и предписания, каковым я должен был строжайше следовать, ибо исходили они от самого Тиберия-кесаря. Мне было приказано возвеличить назарянина над всеми прежними лжемессиями и предоставить евреям необходимое подтверждение того, что это и есть их истинный Бог.