Крестник Арамиса - [4]

— Неблагодарный, я?

— Да, и эгоист…

— За что такой упрек?

— Вы его заслужили, сударь… Можно ли думать только о себе?! Что же касается вашего бедного отца… — проговорил он сдавленным голосом. — Бросьте меня, уезжайте, я не держу вас больше… Погибайте, если вам так хочется!.. Ей-богу, глупо беспокоиться. Мне-то не придется плакать о вас, уж это точно… Ваше бессердечие загонит меня в могилу, в которой я уже и так стою одной ногой.

Элион запрыгнул на подоконник и, очутившись в комнате, упал к ногам старого отца. Веки юноши распухли от слез, судорога сжимали горло.

— О сударь! — взмолился он. — Ради бога, не говорите так! Разве я эгоист?.. Разве я неблагодарный сын!.. Чтобы заслужить ваше уважение и любовь, клянусь, я откажусь от всех своих планов, от всех мечтаний и надежд, останусь подле вас, здесь, навсегда, навсегда!

Старик был растроган, суровый его взгляд смягчился. Он привлек сына к груди и с невыразимой нежностью, которой вряд ли можно было ожидать от старого огрубевшего солдата, обнял его.

— Поцелуйте меня, — сказал он, — вы хороший сын.

Элион в порыве чувств горячо поцеловал отца.

— Отец!.. Дорогой отец!

На лицах обоих светилась нежность.

— О, я не требую от вас, — проговорил сеньор, — жертвы, к которой призывает сыновья любовь, и не прошу провести возле меня долгие годы, отпущенные вам Небом… Прошу только не покидать Эрбелетты, пока я не закрою глаза… Будьте уверены, счастливая минута избавления не заставит себя долго ждать!..

— Сударь, как вы жестоки! — воскликнул юноша, рыдая.

Владелец замка снова обнял сына.

— Не огорчайтесь, Элион, — продолжил он. — Не для того я говорю все это, чтобы опечалить вас. Но все же нам следует обсудить возможность разлуки. Черт возьми! Я только хочу сказать, что не будете вы вечно чахнуть в этом забытом богом медвежьем углу, потому что я не собираюсь застревать на этой земле надолго…

— О господи, нет же!..

— Ну-ну, будьте мужчиной, шевалье! Мы ведь, слава богу, не сейчас же прощаемся навеки! Черт побери! Господь еще даст мне немного времени, и я увижу, как вы отточите ум и наберетесь сил, чтобы перенести все тяготы походов.

Старик добродушно рассмеялся:

— Кстати, не забывайте, что пора ехать прощаться с мадемуазель Вивианой… Слышите, вас зовет Ролан? Скотина теряет терпение.

Юноша ударил себя по лбу.

— Ах, боже мой, вы правы!.. Как бы не опоздать в Шато-Лансон!.. Да и букета все нет и нет…

Но в следующее мгновение он радостно воскликнул:

— А вот, наконец, и Требюсьен!

Старый слуга, одетый в ветхую ливрею с обтрепанными и тусклыми галунами, входил во двор. Молодой барон подбежал к нему, выхватил у него из рук большой букет и, живо вскочив в седло, крикнул отцу:

— Вы отпускаете меня, сударь?

— Да, шевалье, но возвращайтесь скорее. Знайте, что я теряю аппетит, когда вас нет рядом во время обеда.

Элион кивнул и помахал рукой. Лошадь пустилась во весь опор.

Господин де Жюссак проводил сына взглядом до дороги, что белесой лентой извивалась между двумя рядами могучих стройных тополей.

Всадник пришпоривал и хлестал лошадь, что явно свидетельствовало о его крайнем нетерпении, и животное, приученное к неторопливому аллюру, раздувая ноздри, мчалось теперь галопом, как фантастический боевой конь возлюбленного Леноры, о котором Бюргер напишет балладу более чем через полвека.

II ПУТЕШЕСТВЕННИК

— Господин барон!

— Что такое?

Перепуганный старый слуга стоял перед окном.

— Что за физиономия у тебя, мой бедный Требюсьен? — взволновался сеньор. — Уж не приключилась ли какая-нибудь катастрофа с тобой в дороге?

— Не то чтобы катастрофа, сударь, но происшествие не из приятных, правда, не со мной — почтовая карета опрокинулась в канаву с небольшого косогора в четверти лье отсюда.

— А пассажиры?.. Ранены?.. Погибли?..

— Слава богу, отделались конфузом, хозяин и слуга. Чудо еще, что они не разлетелись на мелкие кусочки. Ведь оба такие сухопарые и легкие, что довольно было бы слабого порыва ветра, чтобы их унесло, как пыль.

И честный Требюсьен с развязностью, заслуженной более чем полувековой безупречной службой, добавил:

— А ведь они, господин барон, похожи на двадцатилетних не более, чем мы с вами!

— Ну, прямо Мафусаил и его слуга! — рассмеялся владелец замка.

— Кучер нашел людей в деревне, карету подняли, и путешественников я, господин барон, пригласил отдохнуть в замке. Надеюсь, что вы за это на меня не будете в обиде?

— Нет-нет, что ты, черт побери! Ты правильно сделал. Где же эти бедолаги?

— Идут за мной. А вот и они! Поглядите-ка, еле нога переставляют…

— Это ты о них, дуралей? О дьявольщина, я со своей подагрой еще менее проворен…

В липовой аллее, ведущей к замку, показалось двое мужчин. Тяжело ступая, они медленно продвигались вперед, один из них — без сомнения, хозяин — опирался на длинную палку.

— Эй, Маргай! — позвал барон служанку. — Открывайте столовую, готовьте закуски! Гости, которых нам посылает случай, должно быть, проголодались. Надо бы им подкрепиться, прежде чем они снова пустятся в злоключения, преодолевая зной и усталость.

Обернувшись к Требюсьену, он крикнул:

— Подкати-ка меня к двери, милейший! Дворянина нужно встречать у входа.