Крестики-нолики - [28]
Присказки да забавы бабушкины, как дрожжи — тесто, всех вокруг будоражили. Оттого и сама она, что ни день, больше сил набирать стала. И рана ее затягивалась зримо…
Вероника Галактионовна из библиотеки своей вернулась. Кормить всех принялась. Ели молча. Каждый Медуницу ждал. Когда чай допивать стали, взглянула Елена на Веронику Галактионовну, глазами упросила сперва, потом тихой речью повела:
— Март пришел — холода поубавил. А снег знай валит… Бабушка Мария на костылях очень шустро забегала.
— Выходит, за всю зиму у вас в деревне, партизаны ни одного немца не пристрелили? — мрачно спросил Сергей.
— Сама не видела. Слыхать тоже не слыхала, — переждав немного, ответила Медуница и продолжала, глядя на Сергея: — У немцев деревня наша в тот раз как больничная числилась. И начальники ихние за редкой надобностью к нам в Зимори наведывались. Зато в Сугробине, сказывали, главных немцев очень много хороводилось. Штаб какой-то у них там стоял. Мне про то мамаша-тетка потом разобъяснила…
— Ты хочешь сказать, что для партизан в то время ваша деревня никакой стратегической ценности не представляла? — попытался прокомментировать Шашапал. — И поэтому…
— Что ты, действительно! Договорить человеку не даешь! — вскочив со стула, набросился на Шашапала Ник. — Говори, Елена!.. А ты, Шашапал, помолчи в тряпочку!
— Я потом доскажу. Спать страсть как охота…
И все-таки он пришел
Угодил в засаду!
Шашапал сообразил слишком поздно. Путь по извилистой, проходной горловине, зажатой глухими стенами двух четырехэтажек и несколькими кирпичными сараями, Шашапал выбрал как самый короткий, потому что очень торопился. Очередь в аптеке оказалась в два раза длиннее, нежели он предполагал, а надо было еще успеть смотаться за керосином, который бабушка уже вчера занимала у соседки.
Первым из-под арки сарая, заваленного железным хламом, навстречу Шашапалу выпрыгнул осклабившийся Харч.
— Привет, Шашапальчик! Мочу на анализ тащим!
— Микстура от кашля для бабушки, — замялся удивленный неожиданным появлением Шашапал.
— Вот заботливый внучек! — умилился Харч. — Молодец! Возьми с полочки пирожок.
Шашапал растерянно улыбнулся, и тут щеку его обожгла проволочная пулька, пущенная резинкой, закрепленной на двух пальцах.
— О! Пчелка укусила! Бо-бо, Шашапальчик? — заверещал Харч.
— Ну что ты… Наш Шашапал «не плачет и не теряет бодрости духа никогда», — съязвил Конус, возникший за спиной Шашапала. — А где ж твои дружки-тимуровцы?
— Я не знаю.
— Что ты пристал к мальчику, Конус, — издевался Харч. — Разве не знаешь, что его друзья день и ночь трудятся на пользу родной пионерской организации?.. Я ведь правильно говорю, Шашапальчик?
— В пионеры с четвертого класса принимают. Иг и Ник только осенью в четвертый пойдут, — уже понимая, что влип, но не теряя достоинства, отвечал Шашапал.
— Да, да, да. Они у нас еще маленькие, — «сочувственно» закивал Харч.
Он не успел договорить, как Шашапал получил в затылок хлесткую очередь черных горошин, выпущенных из алюминиевой трубки Щавой. Щава встал в оконном проеме сарая, замкнув треугольник вокруг Шашапала.
Засюсюкал, кривясь улыбочкой.
— Видишь, Шашенька, как без охраны шастать по закоулочкам худо?.. Из тебя сейчас щи сварить можно. Но мы — люди добрые, и сначала поговорим по-хорошему…
— Только, чур, ответь, в каком ОРСе свой балдахин отоварил? — перебил Щаву Конус.
— Ты хотел сказать «балахон», — иронично уточнил Шашапал.
— Видишь, Конус, какой ты серый, — заерничал Харч. — Так по какому блату-ордеру Шашапальчик балахон получил?
— Крылатку мне сшила бабушка, — глядя прямо в глаза Харчу, невозмутимо произнес Шашапал.
— «Крылатку», слыхали? «Крылатку»! — заверещал Щава. — Это такая, значит, мода теперь пойдет, да?
— Крылатки носили Пушкин, Крылов, Жуковский…
— И Шашапал! — захихикал Харч, хватая Шашапала за край крылатки. — Сколько же отрезов на эту хламиду твоя бабушка ухлопала?
— Крылатку бабушка из шторы сшила.
— Из шторы! — завизжал, ликуя, Харч. — Из шторы! Карандаш[5] наш Шашапальчик. Настоящий Карандаш!
— Слышь! Может, махнемся на мою кепочку? — предложил Шашапалу Щава.
— Да не станешь ты крылатку носить. Слабо, — небрежно отпарировал Шашапал.
— Слабо, — согласился Щава, — вот когда бабушка из порток своих тебе чего-нибудь загвоздит, тогда обязательно махнусь.
Харч и Конус зашлись, подвывая, запрыгали, квакая и хохоча.
— Пока у людей хорошее настроение, — начал Щава, — послушай и покумекай. Хромой и головастики твои нехорошо нас с денежками нагрели. На угольке… Не забыл? Теперь придется всем из вашей шоблы контрибуцию выплачивать. Цену мы сами назначать будем. Иногда можете и харчами приносить. А если заартачитесь, сначала проутюжим до косточек, а потом и на перышко насаживать начнем.
— Скумекал? — неожиданно шагнул к Шашапалу Конус и с такой силой щелкнул Шашапала по носу, что у того слезы так и брызнули из глаз.
— Теперь на колени! — потребовал Щава. — Доставай свой носовой платочек, почистишь нам ботиночки и поклянешься от имени своих дружков, что в субботу выложите первую тридцатку.
Шашапал вытащил из кармана платок, поспешно стер слезы, высморкался, спрятал платок обратно, закусил нижнюю губу, сплюнул, задрал голову, оглядел каждого из своих врагов и хладнокровно заявил:
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Трудная судьба выпала на долю врачей и медсестер детского туберкулезного санатория, эвакуированного в дни войны в Сибирь. Их мужество и каждодневный героизм словно переливаются в чуткие души ребят. В свою очередь, мир детей санатория, их неуемная фантазия становится мощным подспорьем для женщин в их борьбе за жизнь и здоровье ребят.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.