Крепость не сдается - [18]
Витвицкий не удержался от улыбки:
— Тонко замечено. Но, смею заверить, мысли у вас зело опасны. Не дай бог, услышит их сосед, — кивнул он на важно выступающего Норенберга. — Впрочем, он целиком поглощен ухаживанием за Ядвигой Львовной. М-да, бывший конторщик и начальник контрразведки. Раньше госпожа Креминская не позволила бы ему сесть рядом, а сейчас…
Все уселись за столы. Начались бесчисленные тосты. Дородная супруга атамана Федорова Варвара грозила зажатой в руке куриной ножкой:
— Дали бы мне волю — всех бы этих большевиков на березах перевешала. Чего? Не хватит берез? Займем у этих… Как их? А, за границей займем, там всего много… Как капусту в корыте, так и рубила бы их всех!
Ее сосед, казачий урядник Топилин, с усмешкой заметил:
— Капусту сечкой в корыте рубят, матушка, а не боевым оружием.
— А-а! Начхать! Изрубила бы. Сил не хватит? А вот, видишь?
Под оглушительный хохот соседей она заголила короткий рукав платья, показывая мясистые мускулы.
— Мы казачки! За мужиков-то ломим по хозяйству, как лошади. Ну, ну, не суй мне под бок, — огрызнулась на мужа захмелевшая атаманша: — Али неправду я говорю?
Ядвига Львовна, презрительно скривив губы, тихо сказала Норенбергу:
— Стыдно с этой мяснихой сидеть за одним столом. Никакого воспитания и такта.
— Очень согласен, — наклонился к ней поручик. — Извольте, мадам, не беспокоиться: усмирим мужичье и большевиков и опять вы будете принимать эту… э-э… бабу с черного хода. А сейчас компромиссы с ними необходимы… В интересах нашего святого дела.
Пирушка была в разгаре. Леониду Горшкову, забравшемуся с вечера в кинобудку, в окошечко было видно, как потешается в пьяном разгуле «изысканное» общество. «Тот вон, кажется, офицер, — приметил он длинного чеха, пьяно поднявшего бокал с вином, — порол стариков. Погоди, я тебе сейчас покажу кузькину мать». Заделывая отверстие в глиняной бомбе, мельком вспомнил наказ Степана Викторовича Голубцова: «Все, начиная с Креминского и кончая Норенбергом, должны с первых дней чувствовать, что не они хозяева на копях, а мы, шахтеры».
Грохот взорвавшейся возле столов бомбы на миг перекрыл пьяные крики. Опомнившись от испуга, подвыпившая «знать» истерично взвизгнула и бросилась, сметая столы с закусками, к дверям. Норенберг кричал что-то, потрясая рукой с пистолетом.
Усилия остепенить публику были тщетны, и поручик выстрелил в воздух. Но это лишь усилило суматоху. В момент выстрела управляющему копей Попову прилетело в лоб что-то твердое, и тот истошно заорал:
— Караул! Убивают! Спасите!
Вскоре зал почти опустел. Как после погрома, валялись на полу столы, стулья, разбитая посуда и бутылки. Возле Попова, упавшего на пол, суетились трое казаков, примачивая водой лиловеющую шишку на лбу.
В один из июльских вечеров в заброшенной штольне, возле разреза, Леонид встретился с Голубцовым.
— Ну, вот что, Леня. Есть радостная весть. Вернулся из Челябинска Егор Полещук. Связь с уездом начинает налаживаться. Выслали сюда специального человека для руководства подпольной организацией…
— А вы, Степан Викторович? — не удержался Леонид.
— Видишь ли, — улыбнулся тот, — и я буду работать вместе со всеми, но бывший председатель исполкома Совета у карателей на примете. Пришлось оставить в Совете кое-какие фальшивые бумаги.
Леонид так и не видел в темноте штольни еще одного человека, пока тот не окликнул его:
— Чего же, Леня, не здороваешься?
По голосу Леонид узнал Василия Яковлевича Екимова. Но как он оказался на копях?! Ведь он, говорили, служит в Красной гвардии, воюет против Дутова.
В. Я. Екимов.
— Удивляешься, что я здесь? — снова спросил Екимов. — Дома-то спокойнее, не каждая пуля найдет.
В голосе Екимова ясно слышался смех.
— Ладно, не мучай парня, — сказал Голубцов. — Прибыло нашего полку, Леня.
— Ну, тогда здравствуйте! — шагнул к Екимову Леонид.
— И это еще не все, — сказал Голубцов. — Тебе, Леня, с твоим десятком есть серьезная работа…
И тихо, поминутно прислушиваясь к ночной тишине, начал объяснять Горшкову новое задание.
В ночной тишине полное безмолвие. Собственные шаги кажутся резкими, и Василий Яковлевич ступает все более осторожно, чем ближе подходит к своей землянке. На шахту он еще не устроился, и попадаться безработному в руки карателям было опасно. Первые дни ушли на связи с оставшимися коммунистами, на организацию строгой конспирации, как учила Софья Авсеевна Кривая, работник Челябинского горкома РКП(б), оставленная в городе для подпольной работы.
Софья Кривая дала Екимову пачку листовок и наказала:
— Крайне необходимо, чтобы жители обратили внимание на подпись. Пусть знают, что партия ушла в подполье, но она действует, она руководит борьбой народа.
Сейчас, возвращаясь домой, Василий Яковлевич размышлял о том, что идет, кажется, все хорошо. Собственно, начало организации положил неутомимый Степан Голубцов.
«А Леня Горшков очень повзрослел, — подумал Екимов. — Никогда бы не поверил, что из этого отчаянного забияки подпольщик получится. Да и Степан Викторович не ожидал, что представителем подпольного городского комитета партии окажусь именно я».
Василий Яковлевич засмеялся, вспомнив, как он пришел к Голубцову. Поговорили о разных пустяках, вместе просмотрели номер «Огонька» за 1916 год. Выждал Василий Яковлевич для порядка еще немного времени, говорит Степану Викторовичу:
