Крепкая подпись - [78]

— Разумно! — подтвердил Семашко.

— Что же, делать так делать! — Ленин усмехнулся. — Мне теперь деваться уже некуда. Слишком много народу вовлеклось в это дело, — конечно, с самыми лучшими намерениями. Только хотелось бы поскорее покончить с этим.

— Назначим на завтра, — сказал Розанов. — У меня в хирургическом. Солдатенковская больница. Время уточним. Оперирует профессор Борхард. Надеюсь, что мы быстренько отпустим вас домой. Будете у нас амбулаторным больным… Ваше мнение, профессор?

— Операция есть операция! — хмуро ответил Борхард, старательно протирая очки. Делать операцию такому лицу в какой-то заурядной городской больнице?! Это невозможно, недопустимо, но… У немцев тоже есть пословица, сходная с русской, — о монастыре, в который не ходят со своим уставом, — только звучит она иначе.

— Вот теперь, если позволите, поговорим о комиссии, — обратился к нему Семашко.

Ленин встал с кресла, подошел к ним. Вблизи лицо его казалось старше, и было видно, что он плохо спит и что у него часто болит голова. Борхард вспомнил вдруг газетную заметку, которую читал в поезде: этот номер газеты приехал вместе с ним в Москву. В заметке сообщалось «от собственного корреспондента», что Ленин «утопает в азиатской роскоши» и что на одни фрукты, которые достаются для него, ежедневно затрачивается тысяча долларов.

— Кхрм! — Борхард произнес этот звук довольно громко и неожиданно для себя.

— Что? Простите, не расслышал. — Ленин чуть нагнулся к нему.

— Я охотно приму участие в этой комиссии, — быстро сказал Борхард.

— Отлично, отлично! — Ленин крепко потер руки. — И вы там, пожалуйста, построже, построже. Они у нас такие, знаете ли…

— В таком случае я вас похищаю, профессор, — сказал Семашко. — Мы сейчас поедем в комиссариат, а доктор Розанов нас проводит. По дороге обо всем договоримся…

Больница, название которой нелегко было произнести — «Зольдатьенковскайа», — находилась в той части Москвы, где преобладали деревянные дома с резными окошечками, беспорядочно разросшиеся деревья, огороды, уже успевшие густо зазеленеть.

Доктор Розанов, встретивший Борхарда у входа в хирургический корпус, не без удивления посмотрел на чемодан, который был выгружен из автомобиля с помощью шофера. Профессор поблагодарил и сказал, что дальше понесет сам. «Не помочь ли? Позвать санитара?» — осведомился Розанов, поглядывая на профессора, волочившего чемодан по коридору. «О нет, нет, большое спасибо, — поспешно ответил Борхард, — он совсем не так тяжел, как это можно подумать».

Доктор промолчал. Это был в высшей степени тактичный, поистине воспитанный человек — профессор оценил это. Он не позволил себе самой незначительной шутки, иронического взгляда даже в ту мучительно-неловкую для Борхарда минуту, когда был открыт загадочный чемодан. Он только заметил, что со стороны профессора было очень любезно позаботиться обо всем, что может понадобиться для операции — не забыты даже перчатки, ножницы, скобки, — но профессор может убедиться, что здешний хирургический кабинет обеспечен всем необходимым.

Действительно, было достаточно беглого взгляда, чтобы согласиться с этими словами. Борхард стоял возле открытого чемодана, беспомощно опустив руки. Доктор Розанов тотчас перевел разговор на другое…

Еще вчера профессор Борхард был бы не в состоянии представить себе, что приезд всемирно известного политического деятеля, главы правительства, может пройти так незаметно. Но теперь он видел, как говорится, собственными глазами, как Ленин, в сопровождении одного лишь комиссара Семашко, пришел в хирургическое отделение. Вероятно, далеко не все работники больницы знали о его присутствии.

В Европе этому не поверили бы, это было непостижимо, но Борхард уже понял, что для занятого человека, приехавшего в эту страну, может существовать только один вариант: заставить себя поменьше удивляться, иначе будет затрачено слишком много времени. На этом он и остановился…

Ленин был оживлен, он подшучивал над торжественным видом врачей. В первую очередь это относилось, конечно, к профессору Борхарду. Профессор был облачен в просторный, накрахмаленный до хруста халат — единственная вещь, которую он достал из злополучного чемодана.

Больного провели в комнату за операционной. Борхард, сумрачно молчавший, вдруг сказал Розанову:

— Делайте операцию вы, а я вам поассистирую… Я вас прошу.

Розанов быстро взглянул на него: волнуется. Не может этого скрыть.

— Я думаю, профессор, мы будем действовать с вами, как условились. Позвольте уж мне оставаться ассистентом…

Борхард махнул рукой и отошел.

— Смотрите, даже операционный стол, — сказал Ленин, уже подготовленный по всем правилам к операции. — А я думал, признаться, что это будет вроде удаления зуба. Ведь пуля-то, вот она, — он потрогал шею повыше ключицы. — Только надрезать немного, она и выскочит… пулей!

— Придется на стол, Владимир Ильич, — коротко ответил Розанов. Ему передалось волнение Борхарда.

— Начнем, профессор?

Сделан укол. Бесшумно движется операционная сестра. Скальпель профессору!

Он работает стиснув зубы. Вот пуля, вынутая из рассеченной оболочки. Накладываем швы! Повязка. Всё!