Кремлевские тещи - [21]

В это время внутри партии была свобода, которой не было в стране: каждый член партии имел возможность защищать и отстаивать свою точку зрения. Так же свободно происходило обсуждение всяких проблем на Политбюро. Не говоря уже об оппозиционерах, таких как Троцкий и Пятаков, которые не стеснялись резко противопоставлять свою точку зрения мнению большинства, среди самого большинства обсуждение всякого принципиального или делового вопроса происходило в спорах. Сколько раз Сокольников, проводивший денежную реформу, восставал против разных решений Политбюро по вопросам народного хозяйства, говоря: «Вы мне срываете денежную реформу; если вы примете это решение, освободите меня от обязанностей Наркома финансов». А по вопросам внешней политики и внешней торговли Красин, бывший Наркомом внешней торговли, прямо обвинял на Политбюро его членов, что они ничего не понимают в трактуемых вопросах, и читал нечто вроде лекций.

Но что очень скоро мне бросилось в глаза, это то, что Дзержинский всегда шел за держателями власти, и если отстаивал что-либо с горячностью, то только то, что было принято большинством. При этом его горячность принималась членами Политбюро как нечто деланное и поэтому неприличное. При его горячих выступлениях члены Политбюро смотрели в стороны, в бумаги, и царило впечатление неловкости. А один раз председательствовавший Каменев сухо сказал: «Феликс, ты здесь не на митинге, а на заседании Политбюро». И, о чудо! Вместо того, чтобы оправдать свою горячность («принимаю, мол, очень близко к сердцу дела партии и революции»), Феликс в течение одной секунды от горячего взволнованного тона вдруг перешел к самому простому, прозаическому и спокойному. А на заседании тройки, когда зашел разговор о Дзержинском, Зиновьев сказал: «У него, конечно, грудная жаба; но он что-то уж очень для эффекта ею злоупотребляет». Надо добавить, что, когда Сталин совершил свой переворот, Дзержинский с такой же горячностью стал защищать сталинские позиции, с какой он поддерживал вчера позиции Зиновьева и Каменева (когда они были у власти).

Впечатление у меня в общем получилось такое. Дзержинский никогда ни на йоту не уклоняется от принятой большинством линии (а между тем, иногда можно было бы иметь и личное мнение), это выгодно; а когда он горячо и задыхаясь защищает эту ортодоксальную линию, то не прав ли Зиновьев, что он использует внешние эффекты своей грудной жабы?»

Не думаю, что Дзержинский так уже сильно использовал внешние эффекты, ведь, в конце концов, именно от приступа грудной жабы он и умер.

Бабушки не принимали участия в воспитании сына Дзержинского — Ясика. Мать Дзержинского умерла задолго до рождения внука, а теща перепоручила его воспитание родственникам. Ясь Дзержинский рос ослабленным (его постоянно мучили сильнейшие мигрени), но очень принципиальным мальчиком. Его мать описала один характерный случай. Один раз, когда мигрень у Ясика не проходила несколько дней, врач посоветовал давать ему чай с коньком. Ясик с возмущением отказался, напомнив всем о пионерском законе, запрещающем юным ленинцам пить вино и прочие спиртные напитки. Феликс сказал: «Пусть он честно выполняет свой пионерский долг. Нельзя приучать мальчика к сделкам со своей совестью», — таким образом он поддержал своего сына.

Отец Софьи Мушкат умер, а след ее мачехи, Каролины Шмурло, затерялся во мраке неизвестности. Большевики опустили «железный занавес», и Польша стала очень далека от России, а все связи с ней — опасными.

Светловолосая, изящная и ловкая женщина — теща диктатора

Такая черта, как патологическая ревность, для Сталина была, пожалуй, характерна. Хотя ни первая, ни вторая жена поводов не давали. Высказанные в одном литературном сочинении суждения о связи Н. Аллилуевой со своим пасынком Яковом — старшим сыном Сталина, ни на чем не основаны, кроме близости их возраста и того, что Сталин был старше своей жены на два десятка лет. Якобы младший сын Сталина Василий застал свою мать с пасынком и «настучал» отцу. Потому, мол, Аллилуева и погибла от ревнивой руки Сталина.

Все это, скорее, похоже на вымыслы. Те, кто знал Аллилуеву, характеризовали ее как прямодушную, честную, не способную на обман. Не исключено, что она дружески и с сочувствием относилась к своему пасынку, которого отец обижал и третировал. Такое ее отношение к нелюбимому сыну могло раздражать Сталина. Но не менее мог раздражать независимый нрав жены. Она укоряла его в репрессиях, в том числе ее сокурсников по Промакадемии.

Тем не менее, Сталин вполне мог подозревать свою жену в неверности. Хотя бы на основании того, что «яблочко от яблони недалеко падает»: ведь Сталин хорошо знал свою тещу, Ольгу Аллилуеву. А она в свои молодые годы полностью игнорировала такую добродетель, как супружеская верность. Ее муж, Сергей Яковлевич Аллилуев — молодой ясноглазый слесарь, был бунтарем по натуре, он постоянно сидел в тюрьмах. А будущая теща Сталина бунтовала на свой манер — изменяла мужу со всеми, кто ей казался достойным того.

Сильные умы обладают и сильными страстями, которые придают особенную живость всем их идеям; если у некоторых из них многие страсти и бледнеют, как бы замирают со временем, то это лишь потому, что мало-помалу их заглушает преобладающая страсть к славе или к науке.