Кремлёвские мастера - [11]
МОСКОВСКИЙ ЗОДЧИЙ
От выбранной дороги зависит порой судьба человека: куда придешь, к кому примкнешь.
По какой дороге ехать сейчас, надо решать и Василию Дмитриевичу Ермолину.
Несколько недель назад позвал его к себе великий князь и повелел, отложив все дела, ехать во Владимир обновлять две древние, почти совсем разрушенные церкви: маленькую на Торгу и церковь Положения риз на верхней площадке Золотых ворот города. Перед всем народом хотел великий князь показать, как радеет и печется он о древней русской столице Владимире. И поступает так неспроста, а потому, что является прямым наследником и продолжателем дела великих князей владимирских.
Повеление Ивана III было связано с государственными заботами и планами. Поэтому отказаться от него не было никакой возможности. А случилось так, что через три дня после государева повеления прискакал из Троицкого монастыря гонец с посланием. Игумен и вся монашеская братия просили Василия Дмитриевича сына Ермолина поставить у них в монастыре новую трапезную — каменную. Отказать монастырю тоже нельзя было. Как-никак обитель уже много лет была тесно связана с родом Ермолиных. И дед туда постригся. И отец там похоронен.
Сейчас Ермолину надо выбирать, по какой из дорог отправиться в дальний путь.
Вот Кремль перед ним. Блестят кресты на старых Архангельском и Успенском соборах, на церквах Чудова монастыря и перестроенного им Вознесенского храма. Блестит слюда в переплетах маленьких окошек боярских домов. А еще ярче горят окна на третьем ярусе государевых хором. Там, где терема, вышки и светлицы окружены расписными гульбищами с перилами и решетками. Тянутся к небу башенки-смотрильни с вертящимися на ветру золочеными петушками и рыбами, полыхающими на весеннем солнце. Боярские дома стоят среди садов и огородов, то кучами, то в одиночку, словно крепости, огороженные деревянным тыном из дубовых бревен. Около них среди пустырей и оврагов разбросаны как попало курные избы холопов и вольных слуг всякого рода. Избы топятся по-черному, и густой дым выбивается клубами со всех сторон через маленькие окошки.
Красива Москва в эти ранние часы. Не хочется Василию Дмитриевичу расставаться с ней. А ехать надо. Только куда, вот вопрос. Совсем как в сказке: «Направо пойдешь… Налево пойдешь…» Смерть не смерть, а немилость всюду обретешь. А может, перехитрить всех и поехать и в монастырь и во Владимир? Пожалуй, это будет самое разумное. При таком решении и волки сыты будут и овцы целы. Только в этой игре овца — это он сам. Ну, авось все обойдется. Сначала он поедет в Троицу. Наладит там все, а потом уже оттуда поскачет во Владимир. Как-никак строить заново всегда интереснее, чем ремонтировать старое.
Василий Дмитриевич чувствовал в себе силы и желание создать в Московском государстве нечто совершенно значительное. Ведь если говорить честно, то и ремонт стен кремлевских и даже возведение Вознесенского храма — все это, пусть в малой мере, но повторение чужих истин. А хотелось построить что-то совсем самостоятельное.
Мечта о таком строении родилась давно. И окончательно окрепла нынешней зимой, когда Василий Дмитриевич вместе со знакомыми купцами ездил в Новгород Великий.
Поехал с думой найти новые книги для своей библиотеки. Книг, правда, не нашел, но зато познакомился с интересным человеком — старым каменщиком, работавшим в 1433 году на постройке жилых хором архиепископа Ефимия и огромной палаты для заседаний новгородского «Совета господ». Строили ту палату, по рассказам старика, два мастера немца, приехавшие специально из города Любека.
Под конец беседы разохотившийся дед взялся проводить Василия Дмитриевича в палату и показать ему все топкости строительного мастерства. Видать, скучно было деду сидеть дома без дела.
Когда они вошли внутрь, Ермолина поразил простор огромного зала. Сводчатый потолок его опирался всего на один столб, стоявший в центре. Старик каменщик весь как-то распрямился, зашагал бодрее и будто даже стал выше ростом.
— Хитро это немцы придумали, — приговаривал он, хлопая сухонькой лодошкой по массивному столбу. — Только нет у них доброты настоящей. Глянь-ка на своды, на грани столба, какие они все жесткие, острые, угловатые. Не по-нашему все это. Русский человек сделал бы все широко, плавно. Не своды, а песню привольную вывел бы. Ты внимательно присматривай все. Учись…
Василий Дмитриевич все внимательно оглядывал, запоминал. Не упустил он и того, что вся палата снаружи была одета белым камнем, тесанным с одной стороны на грани.
Старика новгородца Ермолин припомнил уже по дороге в Троицкий монастырь. По-своему, по-русски построит он трапезную в обители. Нарядную, просторную, светлую. Не просто трапезную, а парадные хоромы для приема знатных гостей. Такие хоромы, чтобы, увидав их, гости еще больше прониклись бы славой и могуществом обители.
