Кремлевские любовницы - [74]

В Николаевских ЧК устраивались страшные оргии, в которых заставляли участвовать всех: от сестер милосердия до взятых в заложницы жен уехавших офицеров. Если женщина по каким-то причинам не устраивала зверей, ее расстреливали. Все представительницы слабого пола, приходившие ходатайствовать за своих родственников, проходили через эти оргии. Многим удалось таким образом освободить своих родных.

Одна из свидетельниц бесчинства чекистов — сестра милосердия Медведева — рассказывала о том, как принимал просительниц чекист Сорин. Женщины с письмами заходили в зал, в то же самое время на помосте три совершенно голые пианистки играли на рояле. Именно такой фон использовал извращенец для своей работы.

И это были люди, о которых говорили: «Чрезвычайка — это лучшее, что наши советские органы могут дать». Что же тогда можно назвать худшим?

Лицом всякой организации являются ее сотрудники. Именно они определяют атмосферу жизни в ней. Каковы же психологические портреты чекистов? Кем они были в прежней жизни?

Отвечая на первый вопрос, хочется привести слова С. П. Мельгунова: «Только маньяки и садисты по природе, только отверженные жизнью общественные элементы, привлеченные алчностью и возможностью властвования, могли идти и творить свое кровавое дело в таких размерах. И здоровая психика должна была надорваться в удручающей атмосфере кровавых оргий, ареной которых была Россия за истекшие пять лет после революции».

Патология самой общественной жизни породила на свет всех этих идейных коммунистов и коммунисток. Правительство дало им власть и позволило творить свое кровавое дело. Плохо и тяжело, когда из князей в грязи, но нет страшнее ситуации, когда из грязи в князи. Непомерные амбиции, неподкрепленные практикой общечеловеческих взаимоотношений, помножаются на неограниченную власть, и все это дает миру нового зверя.

Нет больше радости, нет лучших музык,

Как хруст ломаемых и жизней, и костей.

Вот отчего, когда томятся наши взоры,

И начинает буйно страсть в груди вскипать,

Черкнуть мне хочется на вашем приговоре

Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»

Вот пример сентиментальной лирики того времени. Строки эти написал человек, хладнокровно убивавший людей ради «революционного дела».

Несколько особняком держались чекисты, вышедшие из кругов аристократии и буржуазии.

Совершенно ясно, что Чрезвычайная Комиссия с первых дней своего существования обречена была насквозь пропитаться преступными элементами.

Как ни старался в 1922 году Ф. Дзержинский представить государственный карательный аппарат «кристально чистым институтом народно-революционных судей и следователей, снабженных чрезвычайной властью», было уже слишком поздно.

Даже если попытаться поверить тому, что в сотрудники ЧК выбирались духовно чистейшие люди с безукоризненным прошлым, готовые честно выполнять поручения народа, это все равно никого не оправдает. Атмосфера, царившая в ЧК, неизменно развращала даже лучших из лучших.

И это признают даже те, кто считал ЧК лучшим порождением Советской власти. Уже несколько лет работы в «чрезвычайке» притупляли, а то и умерщвляли всякие моральные и этические качества.

В Ярославской губернии в те времена работал следователь, в прошлом водопроводчик. Этот малограмотный, некультурный пьяница развлекался тем, что приглашал на допросы своего друга-гармониста. И вот они вдвоем, изрядно под хмельком, ведут допрос: один с подследственным разбирается, другой на гармошке наигрывает. Как правило, процедура эта заканчивалась написанием заключения следующего образца: «белай расхот». Более он ничего писать не умел.

Чекисты были обласканы государством со всех сторон. Мало того, что они обладали неограниченной властью, так еще и находились на привилегированном положении в вопросе распределения материальных благ.

Московская ВЧК занимала целые кварталы реквизированных домов. В этом маленьком государстве было все: своя прачечная, столовая, парикмахерская, слесарная и т. д. Склады ломились от съестных припасов, реквизированных вещей. Ничто из всего этого нигде не учитывалось. Даже в самые голодные дни чекист всегда мог рассчитывать на продовольственный паек.

Культурная жизнь также не обходила их стороной: всякий театр обязан был обеспечить чекистов бесплатными билетами.

Другие города России не были исключением. Везде, где появлялись чекисты, они занимали лучшие дома и гостиницы. В Севастополе, скажем, это была непременно гостиница Киста. В Житомире ЧК имела даже свою театральную труппу.

Постепенно полупьяного матроса-чекиста сменил тип изысканно вежливых следователей и юристов, большинство из которых представляли собой недоучившихся студентов. Состав чекистов несколько изменился, и особенно ясно эти перемены были заметны в провинции. Теперь эти холеные, с иголочки одетые типы еще сильнее выделялись на фоне общего обнищания народа.

Только в Москве насчитывалось около 20 тысяч агентов ЧК по разным учреждениям, и все они пользовались привилегированным пайком. Одна только ВЧК в 1919 году имела в штатном расписании более двух тысяч служащих, причем три четверти из них были латышами. Представители этой национальности довольно прочно укоренились в ЧК — они служили там целыми семьями, устроив в Москве своего рода «чужеземную опричнину». Латыши в Москву ехали на разживу. Многие из них даже не владели русским языком, но при этом каким-то образом умудрялись вести допросы, писать протоколы и производить обыски.