Кредо - [4]

Чтобы исследовать идеологии, нужно отражать их в модели государства. Для этого взять за основу экономику — «Z» уровень ВВП/д, а потом задавать «X» и «У» — собственность и власть. Три координаты определят распределение граждан по социальным классам и для каждого — «положение», «роль»: материальное, власть, подчиненность, образование, труд. Для расчетов я выбирал три класса: рабочие, специалисты, управляющие. Еще отдельно — «правительство». Психология каждого участника воплотилась в «модель личности». На «входах» в модель — условия, «шкалы плат», на «выходах» — интенсивность труда и высказывания. В середине — характеристики потребностей — их значимость и притязания. При расчете подсчитываются суммарные показатели государства по критериям: УДК граждан, прирост экономики. На него замыкается труд всех социальных классов, суммируясь с коэффициентами, характерными для каждого государственного строя.

В результате исследования получилось то, что можно было ожидать, исходя из природы человека. Вспомним цепочку убывающих приоритетов — мотивов труда и высказываний: боль, страх, голод, секс, дети, собственность, свобода, сопереживание, интерес и, наконец, убеждения. От степени удовлетворения потребностей меняется последовательность в цепочке: у богатого, свободного и образованного — одна, у бедного и замученного — другая. Соответственно разное и предвидение дальнего будущего, планирование. Экология, например…

Взяли мы богатые, средние и бедные страны и просчитали от социализма к капитализму в относительных цифрах, определили пределы координат для устойчивости общества, уровень прироста ВВП. Нет смысла приводить цифры — действительность последних лет все высветила. Частная собственность лучше общественной. Но 30 % нужно государству для улучшения капитализма по части социальной помощи. Социализм проигрывает — что у бедных стран, что у средних. Богатых социалистов вообще не бывает. Однако и капитализм мало помогает, когда в стране нет капитала, граждане неграмотны и рожают много детей. Очень трудно раскрутить экономику.

Что касается власти, то тут положение примерно такое: оптимум колеблется от ограниченной демократии и даже диктатуры у очень бедных — к плюрализму богатых стран.

Ну, а с «благом народа» дело совсем запутанно. Сильные и лидеры всегда счастливее, особенно при капитализме. Социализм не дает им развернуться, на том и проигрывает вся система. Слабым лучше при социализме: мало платят, но надежно, а работы не требуют.

А может быть, и вообще не нужно так напрягаться, как японцы? Утомление счастья не прибавляет. При социализме работать вольготно… Зачем большой прирост экономики? Потребительство — это плохо! Оказывается — нет, нужно вкалывать. Социализм детренирует и разлагает общество, порядка нет. КПД экономики, т. е. сколько гражданин потребляет с сотни наработанного, падает до 30–40 % вместо 60–70 %. Ресурсы тратятся непомерно. Если бы во всем мире так, то, может быть, привыкли бы и не знали, что можно жить лучше. Но когда рядом что-то совсем другое — богатое, то удержаться уже невозможно. Лидерство не позволяет.

Можно моделировать абстрактную оптимальную идеологию в ее устойчивом состоянии, но трудно рассчитать переходные периоды — революции: слишком скоротечны изменения, нужны другие алгоритмы.

Причины революций известны: вследствие технического и экономического прогресса и идеологических увлечений нарушается соответствие координат государства и убеждений у лидеров правительства или сильных социальных групп. Требуется восстановить гармонию. Правительства действуют реформами, народ — восстаниями. Модель революции должна воспроизводить действия участников событий — их стимулы и тормозы с учетом фондов, товаров, оружия и времени.

Возьмем для примера нашу перестройку — она, несомненно, «революция сверху». Серьезного повода для нее не было — общество было устойчиво, хотя и не эффективно. «Железный занавес», ложь, тотальная пропаганда, «образ врага» позволяли сохранять социалистические убеждения у 90 % граждан, а бдительность КГБ — контролировать раздражение народа в адрес властей и КПСС. Экономика поддерживалась нефтью и алмазами, несмотря на потери с вооружением до четверти производимого продукта. Социальная защита бедных по соотношению с ВНП на душу примерно соответствовала западным странам. Полное неприятие социализма охватывало не более 10 % интеллектуалов, для которых свобода стояла на первом месте в приоритетах потребностей. Остальные граждане привыкли к ограничениям и верили, что можно улучшить социализм. Только бы попался хороший Генеральный секретарь.

Революцию сделал Горбачев. Он освободил человечество от коммунизма, снял угрозу мировой войны и тем войдет в историю. Но для большинства народа революция принесла одни несчастья. Полагаю, что они продлятся годы и годы, пока не почувствуются прелести частной собственности, свободы и национальной независимости. История перестройки у всех на памяти, и мне не хочется ее пересказывать. Последний итог: гибель империи и экономический кризис.

У меня есть фактический материал для модели: много тысяч ответов на анкеты в «Неделе» (март 1990) и «Комсомольской правде» (октябрь 1991). Они показывают, как перестройка отозвалась на положении и умах граждан. Приведу самое главное. В пределах 70–90 % ответивших из каждой социальной группы и любого региона оказались бедными, недовольными жизнью и не верят никаким властям. Советы отвергают поголовно, большинство признают лишь президентов, губернаторов и мэров. На капитализм уже согласны, и к прежнему возвращаться не хотят. Пессимисты: улучшения жизни ожидают в среднем через 8 лет. При этом если будет хуже, то одна четверть — «перетерпят», каждый тринадцатый — готов бастовать, каждый двадцатый уповает на митинги, остальные — «не знают» и «будут как все».