Края Москвы, края родные - [2]
«Какое ужасное происшествие! Какая потеря для всей России! Воистину общественное бедствие!» (Д. Давыдов). «Мы лишились таланта первостепенного, может быть, еще не достигшего своего полного развития, который совершил бы непредвиденное… Не могу выразить, что я чувствую; знаю только, что я потрясен глубоко и со слезами, ропотом, недоумением беспрестанно себя спрашиваю: зачем это так, а не иначе?» (Е. Баратынский).
«Бедный Пушкин! Вот чем кончилось его поприще! Смерть Ленского в «Онегине» была пророчеством… Один истинный поэт был на Руси, и тот не совершил вполне своего призвания…» (В. Белинский).
«В Москве все так огорчены и поражены смертью Пушкина, что только и говорят об нем. О, это потеря общая, она не принадлежит исключительно нам, русским, это потеря для всего человечества… У нас в Москве пишут стихи о Пушкине, хотят их читать в обществе, хотели сделать торжественную панихиду по нем. У вас в Петербурге не все так понимают эту потерю». (В. Аксакова - дочь писателя С. Т. Аксакова). Письмо П. Вяземского из Петербурга с подробным описанием последних дней и похорон Пушкина расходилось по Москве во множестве копий. Сохранилось важное свидетельство об огромном интересе к нему среди самых разных слоев населения. Московский почтдиректор А. Я. Булгаков писал Вяземскому: «Ты желал гласности письму твоему, и желание твое сбывается с возрастающей всякий день прогрессией. Мне нет отбоя от требований… Что удивительно - это то, что не один образованный круг оказывает участие сие, но купцы, мелкий народ. Например, мои почтамтские: когда им было читать Пушкина, и им ли его хорошо понимать, работая с утра до вечера всякий день и не имея иного в голове, как цыфирь, и имена городов? Ну, нет!… Множество наших чиновников просит позволения списать письмо для себя: позволите ли? Быть так!» (11 февраля 1837 г.).
В сотнях списков расходились по Москве пронзительные, набатные стихи Лермонтова…
С тех пор прошло более столетия. Далеко вперед ушла Россия. Неузнаваемо изменились ее государственный строй, ее общественное устройство, ее просвещенность, культура, искусство. Неузнаваем и облик нашей древней столицы. Нет уже многих домов, знакомых Пушкину, иной вид имеют площади и бульвары, новые улицы и проспекты протянулись в местах, расположенных в пушкинское время далеко за пределами города. Но память о великом поэте бережно хранится москвичами. На сохранившихся зданиях, где бывал или жил Пушкин, установлены мемориальные доски; на месте дома, где родился поэт, стоит школа, носящая его имя; имя Пушкина присвоено и многим учреждениям столицы; у подножия памятника Пушкину - первого в России памятника поэту - круглый год лежат живые цветы. В 1958 году в Москве создан Государственный музей А. С. Пушкина. Среди его коллекций особое место занимают московские материалы. С некоторыми из них мы знакомим читателя в этом издании.
Литография с оригинала А. Кадоля. 1825 г.
… Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Пушкин. «Евгений Онегин», гл. VII.
«Когда вечернее солнце во всем великолепии склоняется за Воробьевы горы, то войди в Кремль и сядь на высокую деревянную лестницу. Вся панорама Москвы за рекой!… Чудесное смешение зелени с домами, цветущих садов с высокими замками древних бояр; чудесная противоположность видов городских с сельскими видами. Одним словом, здесь представляется взорам картина, достойная величайшей в мире столицы, построенной величайшим народом на приятнейшем месте. Тот, кто, стоя в Кремле и холодными глазами смотрев на исполинские башни, на деревянные монастыри, на величественное Замоскворечье, не гордился своим отечеством и не благословлял России, для того (и я скажу это смело) чуждо все великое, ибо он был жалостно ограблен природой при самом его рождении…»
К. Батюшков. «Прогулка по Москве», 1812 г.
Картина Ф. Гильфердинга. Конец XVIII в.
«Увлекаемые каким-то неизъяснимым чувством патриотизма, мы не можем равнодушно смотреть на Красную площадь. С самых отдаленных времен, и может быть даже со времени основания Москвы, она была свидетельницею важных происшествий: посмотрите на сию стену Кремля, обращенную к площади. Это то место, на которое при осадах Москвы более всего нападали враги, посмотрите на нее, и воображению вашему представится, как предки наши в полном вооружении своего времени стояли на оной между зубцами и с хладнокровным мужеством отражали нападение неприятелей: тучи стрел летели на Кремль, трупы убитых валились со стен, но храбрые не ослабевали: они заступали места поверженных, поражали врагов, дерзавших приближиться к стенам, и трупами их устилали сию площадь».
«Москва или Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского», ч. II. М., 1827 г.
«Едва оставив Кремль, выходите вы Никольскими воротами в Китай-город, как знаменитая Красная площадь представляется взору вашему - это огромнейшая из площадей московских… С утра до вечера видны здесь пестрые толпы народа. С противупо-ложной стороны Кремля обстроена она в 1786 году торговыми каменными рядами; не говорим о первоначальном виде бывших на сем же месте лавок: это было весьма странное смешение всякого рода торговцев, произвольно строивших себе лавки. Новые торговые ряды имеют хорошую форму, особенно прикрытые 1815 года колоннадою, они составляют отличное наружное украшение площади; жаль только, что в будни нельзя совершенно видеть сей колоннады рядов, ибо множество экипажей и извозчиков, стоя на всем сем протяжении, заслоняют вид оной».
