Край безоблачной ясности - [17]

Шрифт
Интервал


В баре «Монтенегро» сквозь жужжание голосов едва прорывался тонкий звон бокалов. Вентиляторы взбалтывали запахи мягкого ковра, косметики и джина. То к одному, то к другому столику официант подносил телефон, и посетители назначали свидания, извинялись, заказывали билеты в агентстве Кука. Привычно поведя плечами, Кукита скинула меховую накидку на спинку стула.

— А где ты теперь живешь, Глория?

— В Чили. Знаешь, my dear[27], жизнь там такая, как была здесь во времена дона Порфирио. В «Ипико», в «Унион», в «Винья-дель-Мар» принимают великолепно — замороженное шампанское, choses flambées[28]. …И конечно, нет этого ужасного нашествия лавочников из Теннесси. Посмотри вокруг.

Глория тщательно пудрилась, глядя в зеркальце и морща губы.

Sure, sure. They’re gay and colorful, but look here. I don’t get the impression they’re active business-like people…[29]

— He думай, быть замужем за дипломатом не так-то легко, тут есть свои минусы. Кто-то сказал, что есть четыре профессии, которые нельзя сменить: профессии дипломата, журналиста, актера и проститутки. Ну, а как ты? Выглядишь ты прекрасно — до обалдения хорошенькая.

Кукис тряхнула кудрявой головкой и улыбнулась, обнажив зубки.

— Сама видишь, наш милый Мехико все тот же…

oooh, the most beautiful old ruins you can imagine; quite a trip, and cheap, too…[30]

— Девицы по-прежнему обзаводятся бэби на пятом месяце замужества. Настоящие скороварки!

— А как сердечные дела?

— Сейчас расскажу. Я познакомилась с таким мужчиной — закачаешься. Ради него я продала бы и тело и душу.

Вошла группа американцев в соломенных шляпах, горланя «Да здравствует Мексика!». Глория нарочито передернула плечами, как от озноба. Гид туристов — смуглый, низкорослый, в мешковатом бежевом пиджаке — пошел поговорить с руководителем музыкального квартета.

— Послушай, в доме банкира Роблеса будет благотворительный бал. Обязательно приходи. Поскольку вход платный и у меня такой роскошный кавалер, мне представляется прекрасный случай побывать в этом доме и в то же время не здороваться с хозяйкой. Видела бы ты, что это за красавец-мужчина! Я бесповоротно порываю с мужем. Жалкий мозгляк. А этот просто великолепен. Он уже возил меня в свое имение и даже в Акапулько. Роман среди пальм. Хотел меня потрясти, представляешь?

happy birthday to you, happy birthday, dear Larry, happy[31].

— Допивай рюмку. Нас ждут у Бобо.

Кукита новела плечами.

— За тебя — до дна!


Росенда с трудом встала, ей тут же пришлось ухватиться за латунную спинку кровати: подгибались ноги, прикрытые широкой желтой сорочкой. Глаза ее остановились на прибитом к стене осколке зеркала, отражавшем кожу, похожую на луковую шелуху. Выпрямившись, Росенда направилась к шкафу, достала из заветного места поблекшие, лиловатые фотографии и снова легла. «Росенда Субаран, 1910» — гласила надпись на той, где была снята девушка в кудряшках, немножко смешных для ее возраста, которая стояла, облокотясь на бутафорскую колонну фотостудии, приложив руку к щеке и изогнувшись, как буква S. «Росенда С. де Пола» — было написано угловатым почерком на следующей, запечатлевшей уже зрелую женщину, но в той же позе, с тем же наклоном головы, и худенького мальчика с широко раскрытыми глазами. А когда дошла очередь до фотографии статного военного с блестящими волосами, который браво улыбался, держа на согнутой руке каску с плюмажем, у Росенды запрыгал подбородок, мелко и часто запульсировали жилы на шее, и, задыхаясь, она уронила на пол фотографии и закрыла глаза. Ей представился стенной шкаф, полный тянучек, миндаля и горшочков с медом; замкнутый, как шкатулка, дом; огромная, нескончаемая стена, которую она обегала закатившимися глазами и которую в мгновение леденящего ужаса озарила пороховая вспышка: каждая пуля была солнцем, вылетавшим из тьмы и разбивавшимся о роговицу старухи. Обессилев, она уже не удерживала и даже не замечала слюны, стекавшей ей на грудь.


В гостиной стоял дым столбом. Бобо сел на ступеньку лестницы с бокалом в руке, чтобы в свое удовольствие полюбоваться приятным зрелищем: вечер удался, царило общее оживление. В его голубых глазах сквозила сладкая мечтательность. Бобо ex machina. Какой класс! И только что вошла графиня Аспакукколи! Какой класс!

Графиня направилась прямо к группе Вампы, Гуса и Шарлотты.

— Дражайшие, у меня в доме нет ничего съестного, кроме rice-crispies[32], — без всяких предисловий сказала она со своим черногорским акцептом. — Покажите мне поскорее, где здесь закуски.

В уголке сеньориты в очках торопливо кивали Эстевесу, говорившему в нервном возбуждении:

— Мексиканец — безликое и расхлябанное существо, которое смотрит на свой удел самое большее со страхом или любопытством. А философия Dasein[33] осознала конечную сущность человека; он есть совокупность возможностей, последняя из которых — смерть, зримая всегда опосредованно и никогда не испытанная на собственной шкуре. Как проецируется Dasein на смерть?.. — Сеньориты в очках, потея от увлечения, одергивали свитера. — Это существо, предназначенное для смерти; связующее звено между чистым бытием и полным уничтожением… у-у, аргентинец… Извините; невозможно философствовать, абсолютно абстрагируясь…


Еще от автора Карлос Фуэнтес
Аура

В увлекательных рассказах популярнейших латиноамериканских писателей фантастика чудесным образом сплелась с реальностью: магия индейских верований влияет на судьбы людей, а люди идут исхоженными путями по лабиринтам жизни. Многие из представленных рассказов публикуются впервые.


Старый гринго

Великолепный роман-мистификация…Карлос Фуэнтес, работающий здесь исключительно на основе подлинных исторических документов, создает удивительную «реалистическую фантасмагорию».Романтика борьбы, мужественности и войны — и вкусный, потрясающий «местный колорит».Таков фон истории гениального американского автора «литературы ужасов» и известного журналиста Амброза Бирса, решившего принять участие в Мексиканской революции 1910-х годов — и бесследно исчезнувшего в Мексике.Что там произошло?В сущности, читателю это не так уж важно.Потому что в романе Фуэнтеса история переходит в стадию мифа — и возможным становится ВСЁ…


Чак Моол

Прозаик, критик-эссеист, киносценарист, драматург, политический публицист, Фуэнтес стремится каждым своим произведением, к какому бы жанру оно не принадлежало, уловить биение пульса своего времени. Ведущая сила его творчества — активное страстное отношение к жизни, которое сделало писателя одним из выдающихся мастеров реализма в современной литературе Латинской Америки.


Спокойная совесть

Прозаик, критик-эссеист, киносценарист, драматург, политический публицист, Фуэнтес стремится каждым своим произведением, к какому бы жанру оно не принадлежало, уловить биение пульса своего времени. Ведущая сила его творчества — активное страстное отношение к жизни, которое сделало писателя одним из выдающихся мастеров реализма в современной литературе Латинской Америки.


Заклинание орхидеи

В увлекательных рассказах популярнейших латиноамериканских писателей фантастика чудесным образом сплелась с реальностью: магия индейских верований влияет на судьбы людей, а люди идут исхоженными путями по лабиринтам жизни. Многие из представленных рассказов публикуются впервые.


Избранное

Двадцать лет тому назад мексиканец Карлос Фуэнтес опубликовал свой первый сборник рассказов. С тех пор каждая его новая книга неизменно вызывает живой интерес не только на родине Фуэнтеса, но и за ее пределами. Прозаик, критик-эссеист, киносценарист, драматург, политический публицист, Фуэнтес стремится каждым своим произведением, к какому бы жанру оно ни принадлежало, уловить биение пульса своего времени.


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.