Красный Яр. Это моя земля - [63]

В его кармане незнакомой мелодией зазвонил телефон. Он взял трубку и заговорил на чужом языке. Сначала шепотом, потом громче, громче, перешел на крик и вдруг, навалившись на меня потным телом, выбросил вперед руку и дернул стоп-кран.

Завизжали, заскрежетали тормоза. Толпу качнуло, меня вдавило лицом в стекло.

Ленский

Я стою рядом с ней, вытянувшись вверх до боли, и смотрю в ее лицо. Лицо синее, обескровленное, косметикой не скрыть синевы. Рыжие волосы заплели в косы, в руки положили цветы, тоже синие. А сама она в белом платье.

Мне надо поцеловать ее в лоб, но я не могу.

— Капитан Ленский! — я слышу чей-то голос, не могу сосредоточиться, не могу понять, кому он принадлежит. — Капитан Ленский!

Вздрагиваю и вытягиваюсь еще больше. Чеканным шагом подхожу к ней. Смотрю в ее лицо.

— Мора, — говорю беззвучно, я не имею права голоса здесь, на похоронах. — Прощай, Мора.

Мой поцелуй в лоб — последнее, что отзовется холодом. Ни цветка, ни локона, ни белого жемчуга с платья мне не взять.

Прощай, Мора.

Герда

— Вы не подержите собаку?

— Что?

— Мне надо наверх, я не хочу с ней.

— Наверх?

Я поднимаю голову, щурюсь и всматриваюсь в собаку. Белая кудрявая сука с V-образными ушами и прямоугольной мордой.

— А что, наверх с собакой не?

— Там мягкий мусор, не утрамбованный, она боится.

Делаю вдох в раздумье.

— Давайте поводок.

Незнакомец протягивает поводок, я беру петлю и надеваю на запястье. Нетвердо, пошатываясь, встаю. Колени дрожат. Жмурюсь, зрение ни к черту.

Незнакомец удаляется.

— Эй! — кричу ему. Он оборачивается. — Почему я?

— У вас лицо, такое, знаете… — пожимает плечами и уходит.

Я сажусь на землю. Сука смотрит на меня, наклонив ухо и помахивая низким хвостом.

— Что было-то? — спрашиваю.

Она подходит и кладет мне на колени нижнюю челюсть. Вздыхает.

Вокруг нас разбросаны пластиковые и бумажные пакеты: белые, красные, желтые, синие. Одни целые, в них банки, бутылки, коробки. Другие расклеваны птицами, изъедены крысами. В них остатки, останки — разве разберешь?

Я смотрю на свои руки. Грязные, расцарапанные, кости целы. На свои ноги. Джинсы разорваны в нескольких местах.

— Что было-то?

Сука на каждое слово наклоняет уши по очереди и машет хвостом.

Я встаю. Вокруг меня, насколько хватает глаз, мусорный полигон. Вдалеке — железнодорожные рельсы. Там, внизу, на боку лежит мой вагон. От него почти ничего не осталось. Обгоревший скелет да трупы.

Сука вздыхает. Я неловко кладу руку ей на загривок, рука дрожит. Мышцы болят как при гриппе.

— Они не приехали, прикинь.

Виляет хвостом.

— Не приехали…

Адмирал

Топаем в порт. Тенью под ноги набежала туча, солнце пропало на несколько мгновений, мир посерел. Туча улетела, мир остался серым. Строй рассыпался, я увидел рассыпуху и озверел.

— Держать строй!

Бойцы разметались, ссутулились, царапают глазницы и лбы.

— Держать строй!

В бессильной злобе хватаю за грудки ближайшего, поднимаю над землей, смотрю в лицо. Какие странные у него глаза. Как он медкомиссию прошел? Снежный узор по краю радужной оболочки. Кристаллы медленно движутся к центру, словно глаз скоро замерзнет, обледенеет. Завораживающе красиво.

Солдат вырывается, как щенок, мотает головой. Плачет, сопли пузырями.

— Что с глазами, солдат?

— Не знаю!

Бог мой! Копаюсь в карманах, смотрю по сторонам — вон ближайшая машина. Подхожу и вглядываюсь в боковые зеркала. Лицо серое, а по радужкам глаз медленно-медленно ползут, растут кристаллы…

Герда

На полпути в маске закончился фильтр. Обычно я получаю предупреждение-пуш, но батарея смартфона села, а я вымоталась и от усталости думать забыла о ней.

Мы тащились с собакой вниз по склону, я не смогла сделать очередной вдох и остановилась. Собака по инерции сделала еще несколько шагов. Я содрала маску, посмотрела внутрь — так и есть. Весь сорбент превратился в гель.

В легкие ворвался смог. Я закашлялась. Убегая от смога, припустила вприпрыжку. Собака обогнала меня и помчалась впереди, я за натянутым поводком — вслед. Пушистые собачьи лапы на бегу подбрасывали клочья мусора.

Когда-то и у меня была собака. Большой темно-рыжий кобель по имени Рой. Он вел детские группы в библиотеке у дома. Дети садились на ковер по кругу, а Рой — в центр. Кто-то из детей читал вслух, Рой подходил и садился напротив, внимательно глядя на ребенка. Тот заканчивал, и Рой протягивал ему для рукопожатия крепкую широкую мужскую лапу. А потом Роя расстреляли солдаты. Прямо в библиотеке, во время урока. Объявили чрезвычайное положение, мы не знали. А собаки — источники мусора и все такое.

У подножия склона решила отдышаться, села. Собака подошла и положила мне на колени нижнюю челюсть.

— Надо бы назвать тебя, сука, — тихо сказала я.

Собака осклабилась и завиляла задом.

Кай

Разделились на два отряда. Один отправился на практику на круизный лайнер, второй — на борта буксиров на Енисей.

Нас по одному распределили на «калоши» — низкие, разляпистые, чернобортовые и краснопалубные буксиры. Автомобильные покрышки по периметру, игравшие роль кранцев, лишь усиливали сходство с калошей. Буксиры — на счастье и долгую службу — назвали прилагательными или деепричастиями: «Черный», «Могучий», «Зовущий», «Ведущий».