Красный Яр. Это моя земля - [62]
Я остолбенел. Кто-то пытался удержать громаду за края, рыча и ломая ногти; древний артефакт неудержимо проваливался вглубь острова. А на нем, шипя, царапаясь и кусаясь, извивалась моя женщина, моя любовь. Единственная, у кого не было амулета. И я не додумался дать ей свой…
Заряд смартфона иссяк, и свет погас.
…Назад по мосту брели, как разбитое войско — вразнобой, не глядя друг на друга; а когда ступили на твердую землю, рассеялись, не прощаясь. Растворились в красноярской ночи. Я шагал один знакомым маршрутом и ничего не чувствовал, будто заморозили. «По-ля… По-ля…» — стонал асфальт в такт шагам.
Обогнав, мимо проехала машина, из открытого окна орал нетрезвый голос. Бумкал ударник, выли струны электрогитар. У входа в парк кто-то поздоровался со мной, я ответил. Чья-то рука на мгновение коснулась локтя. Жизнь возвращалась, смешная, свободная от магии. И только исполинский черный Ленин с тоской смотрел на светящееся колесо обозрения, на котором нам с Полей больше не суждено прокатиться…
— Вставай, вечер уже.
Я не сразу понял, где нахожусь, и с полминуты соображал. Тяжело поднявшись с дивана, поплелся в прихожую, обулся и, не прощаясь, вышел.
— Ничего не забыл? — поинтересовалась Поля, вслед за мной выбравшись на площадку к лифтам с лопатами в руках. Я что-то промычал в ответ. Мне до ужаса не хотелось никуда идти, но признаться в этом я не мог.
Мы прошли по проспекту Мира почти до Триумфальной арки, когда Поля увидела тележку, стоящую около магазина, остановилась и сказала:
— Покатай меня!
— Сейчас?! — я поразился. — Ты же у нас убежденный пешеход, нет?
— Балда ты! На чем мы камень твой повезем?
Я положил лопаты в тележку, и мы двинулись дальше. Миновали арку, памятник Резанову и с грохотом и лязгом выкатились на вантовый мост. Как и во сне, нам никто не встретился. Только Татышев шевелил, шумел темной листвой, и на воде бликовали огни.
Место отыскали быстро. Поля светила фонариком, давала советы по поводу и без, а я копал. Показался угол камня. Поля склонилась и с любопытством посмотрела на руны. Минут десять потребовалось, чтобы открыть артефакт, — он оказался меньше, чем я его помнил, и уж точно не мегалит.
Повозившись, мы поставили его вертикально, я отошел за тележкой. Придерживая камень, Поля рассмотрела его весь.
— Да-а-а, — протянула она, — в краеведческом музее эта находка произведет фурор.
— Сейчас, подержи. Я отойду, — попросил я и скрылся.
Поля положила телефон на землю, подхватила лопату и несколько раз с силой ударила по камню, отколов кусок.
— Что ты делаешь? Что там такое? — громко спросил я из темноты под звук журчания.
— На камне написано древнее оскорбление, — объяснила Поля, носком ноги отодвигая отбитый осколок в угол ямы.
— Чего-чего? Откуда знаешь?!
— Я умею читать аринские руны. Ты что, не знал? — невозмутимо отозвалась она.
Мы вернулись к яме, положили тележку на бок. Вдвоем кое-как вытянули находку, запихнули в тележку и на раз-два рывком поставили ее на колеса. Толкая перед собой, вырулили на тропинку.
— Ролики закопаю завтра, — переведя дыхание, сказал я.
— Да ладно, лучше научи меня кататься, — предложила Полозка.
Они вышли по велодорожке к мосту и остановились: в глаза ударили яркие прожекторы. Разноцветные огни включившейся подсветки пульсировали и переливались, окрашивая щербатый бок аринского камня.
В яме остался лежать осколок, на котором значилось: «ЖБИ №10».
Сулейков Андрей.
Морошка
Красноярский речной порт — один из крупнейших речных портов Восточной Сибири и самое крупное грузоперерабатывающее предприятие Енисейского бассейна — является объектом стратегического значения. Уничтожение или овладение портом в ходе военных действий может обеспечить выполнение стратегических задач и определить исход войны. Порт расположен на пересечении двух главных транспортных магистралей: сухопутной — Транссибирской железной дороги — и водной — главной артерии реки Енисей, имеющей выход к морским портам Северного морского пути. Подъездные автомобильные пути связывают порт с федеральной трассой «Байкал» М53.
Красноярский речной порт:
Красноярск, ул. Коммунальная, 2
Герда
Он выглядел как чужак, он не носил маску и был в обычной одежде. Не форменной, пластиковой, а хлопковой, с пятнами пота под рукавами и дырками, зашитыми по шву нитками не того цвета. Я всмотрелась в него и огляделась вокруг. Его, казалось, никто не замечал. Как можно не заметить человека без маски?
Мы ехали в электричке в час пик, чужака прижимала ко мне толпа, и я подумала, что мне интересно, как он пахнет, наверное, грязным тряпьем. Наверное, наши дети никогда не узнают, как пахнет тряпье, ведь стоит бросить на пол носки или майку, их тут же заберет робот-помощник. Наши дети никогда не узнают, как пахнут белый шиповник или молодая хвоя, потому что вне дома они вынуждены дышать через фильтры…
Я смотрела в отражение чужака в стекле. Нервничала, трогала руками лицо, и маска покрывалась темными влажными отпечатками.
Чужак, в отличие от меня, дышал ровно и, казалось, ничего не замечал. Его грудь поднималась и опускалась. На восемь счетов — вдох, на восемь счетов — выдох. Как он может дышать ровно?
