Красный Яр. Это моя земля - [52]

Шрифт
Интервал

— Анна, рад, что вы пришли, невзирая, так сказать, на экстравагантность приглашения, — Марк неискренне улыбнулся.

— Здравствуйте, Марк… извините, не знаю вашего отчества, — вместо того, чтобы сесть, я оперлась на спинку стула напротив, показывая, что не задержусь надолго.

— Просто Марк, окажите любезность, — перебил новый знакомый.

— Марк, мне тут нравится — приличное кафе, солидный вы, центр Красноярска, но давайте к делу. Что это все и почему?

Марк подобрался, перестал лыбиться и будто с облегчением скинул неудобную маску. Глядя на меня снизу, он заговорил четко и отрывисто:

— Как угодно. Во-первых, бояться нечего. Как пришли, так и уйдете — ни запугивать, ни преследовать вас я не буду. Во-вторых, советую принять удобную позу — разговор будет длинный и, поверьте, для вас крайне важный.

— А для вас? — не то шучу, не то защищаюсь я. От того, что ни запугивать, ни преследовать меня не будут, стало только страшнее. Если уходить, то сейчас.

— Небось, думаете, не сбежать ли? — усмехнулся Марк и смерил меня живым, даже озорным взглядом. — Эт нормально, эт вы всегда так. Спасибо.

Марк принял из рук официантки пузатую толстостенную миску с грибным супом. Отогнав ложкой прозрачные сухарики из пармезана, нетерпеливо зачерпнул сливочно-глянцевый бульон. Обжегся, взвизгнул и принялся дуть. На миг стало смешно: таинственный мистификатор оказался простым человеком. Нет, он не опасен. Здесь и сейчас — точно нет, а больше я с ним встречаться не буду.

— Анна, Аня, вам снятся сны?

— Сны, уверена, многим снятся, я не…

— Не те, что снятся всем, с бреднями и рваным сюжетом, — Марк смачно хлебнул супа. — Другие — логичные, достоверные, будто реальные. Как репортажи о людях, местах, событиях?

Я несколько секунд смотрю щеголю в переносицу, будто под колючим взглядом его лоб треснет, раскроется секрет фокуса и шапито прекратится.

— Снятся. И вам, вижу, об этом известно. Хотелось бы узнать, откуда. И, главное, как вы сделали сним…

— Ох, я невежа, — не позволив мне договорить, громко, по-опереточному вскинулся Марк, — может, вам супчика? Изысканное блаженство, знаете ли, особенно в непогоду.

— Снимок, Марк. Как вы сделали снимок? — теперь уже я не даю себя сбить.

— О снимке позже. Пока сны. С этого проще начать. Ты ведь давно их, сны, видишь, они повторяются? — Марк вернулся к главной теме.

Когда он перешел на «ты»? И почему это меня сейчас не коробит? Он по-прежнему мне несимпатичен, хотя тревога отступила.

— Сколько себя помню. Да, плюс-минус одинаковые, — признаю я.

— А если я скажу, что это не сны, а воспоминания? Твои воспоминания?

— Марк, вы экстрасенс, психоаналитик? Если так, то не по адресу. Я не верю в барабашек, переселение душ, сглазы и транссерфинг реальности. Ни платить за гадания, ни ходить на курсы по постижению микрокосма я не буду. Объясните, как вы сделали фото со старухами, и на этом разойдемся.

— Остыньте, леди! — теперь этот странный мужик уже командует. — Вы упрямы и умны, мне это знакомо. Тратить время на вежливые уговоры я не намерен. Это твои воспоминания, Аня. Твои воспоминания. Из прошлых жизней.

Мне расхотелось дерзить.

— Ты одна из тех, кто способен помнить прежние жизни. Ты инфинит, Аня. Ты родилась такой, но ничего о себе не знаешь, — речь Марка стала еще точнее и отрывистей, будто он по пунктам диктовал сложный план лечения. — Я все тебе расскажу и отвечу на все вопросы. Как делал уже не раз. Но сначала архив, — Марк указал на старинный чемодан. — Здесь твой архив. Дневники, фотографии, письма — все, что ты прежняя сочла нужным передать себе будущей, — он поудобнее поставил чемодан на стуле и отщелкнул оба латунных замка. — Ну что же ты, подойди, посмотри на свое добро, — фраза прозвучала неожиданно просто, по-свойски, почти по-отечески.

Я недоверчиво заглянула в раскрытый чемодан. Несколько потрепанных тетрадей, фотографии, конверты и свертки. Снимков немного, видно, что старые. На фото женщины, дети, иногда мужчины. По одному, группами, за столом, на фоне деревьев. На некоторых снимках герои повторяются. Я никого из них не знаю, но все они мне знакомы. Это люди из моих снов.

Марк тогда отдал мне архив при условии, что мы снова встретимся. Сказал, что архив не главное: «Тизер, так сказать». Главное — это гипноз, после которого в памяти инфинитов восстанавливается все, что они способны помнить. Сеанс гипноза Марк обещает провести сам. От гипноза я отказываюсь.

— Не зарекайся, — уходя, бросает Марк.

Я забрала чемодан и несколько дней возила в машине. Отъезжая подальше от дома, открывала багажник, по одной доставала и читала тетради, рассматривала фотографии. Тетради были на русском, самые пухлые — на испанском, тогда их прочесть я не смогла. Сейчас я знаю, что дневники на испанском я-Алисия писала в девятнадцатом веке. В них по-школьному прилежно описаны будни Таррагоны, портового каталонского городка в ста километрах от Барсы. Позже, когда записки Алисии перевели, я вспомнила о той жизни намного больше. С жизнями инфинитов — как с путешествиями: воспоминания о ранних постепенно угасают, детали стираются. Сны о давних жизнях реже и короче. Чем свежее приключение, тем ярче его помнишь, да.


Еще от автора Павел Костюк
Не покупайте собаку

Я опубликовал 80% этой книги в виде газетных и журнальных статей, начиная с 1995-го года, но низкая информированность любителей собак заставила меня и представителя предприятия ROYAL CANIN на Украине опубликовать материал в виде книги. Мы очень надеемся, что в нашей стране отношение к животным приобретёт гуманные, цивилизованные формы, надеемся также, что эта книга сделает наше общество немного лучше.Многое, касающееся конкретных приёмов работы, в предлагаемых публикациях обсуждалось с замечательным практиком — умелым воспитателем собак, Заповитряным Игорем Станиславовичем.


Суздаль. Это моя земля

Сборник посвящён Тысячелетию Суздаля. Семь авторов, каждый из которых творит в своём жанре, живёт в своём ритме, создали двадцать один рассказ: сказка, мистика, фентези, драма, путевые заметки, компанейские байки. Выбери свою историю — прикоснись к Владимиро-Суздальской земле.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.