Красный Яр. Это моя земля - [37]

Шрифт
Интервал

— «Леху», «Амиго»? — спросил он, показывая белоснежные зубы.

— Машу, — буркнул смурной посетитель, плюхаясь на высокий стул возле стойки.

Двое за стойкой переглянулись. Девушка скользнула в дверь, ведущую на кухню, а африканец облокотился на стойку и без акцента вкрадчиво спросил:

— Что-то тревожит, брат?

Андрей с жаром приступил к повествованию, постепенно воодушевляясь. Бармен слушал в пол-оборота, чуть наклонившись к Андрею. В нужных местах хмыкал и качал головой, в нужных — ухмылялся:

— Маша? Ну, с таким-то именем в два счета найдем, — поддел он незадачливого собеседника, — а приметы у Маши есть? Ну, три руки там, хвост?

— За дурака держишь, — надулся Андрей, — есть. Лысая она. Совсем. Сказала, что начинающий парикмахер. Шапка у нее еще такая была, дурацкая — с мужиком.

— Лысая Маша в шапке — это уже полдела, — примирительно согласился бармен, — не дрейфь, найдем. Тут лысых девчонок — наперечет. Да и те — или во Вписке, или у Юшина.

При этом он ни на минуту не переставал колдовать, смешивать, доливать. И, наконец, жестом фокусника поставил на стойку деревянный блок, в ячейках которого, как гранаты, помещались четыре стаканчика с аппетитной розовой жидкостью.

— «Леха», — не без торжественности произнес он.

— Андрюха, — приезжий приподнялся и через стойку протянул ему пятерню.

Действительно, некрасиво получилось: душу изливаю, а даже не представился. Бармен руку пожал, а потом уточнил, показывая на стопки:

— Вот это — «Леха».

Чтобы поскорее замазать неловкость, Андрей, что называется, махнул не глядя. Освежало! В груди как фонарик зажегся и окрасил желтым и розовым самые неуютные углы.

— И еще один, сразу, — посоветовал бармен.

Вот так доктор, все бы так лечили! Андрей почти забыл про свою Канаду. Зажмурившись, он мысленно проследил, как второй «Леха» вслед за первым спускается в его чрево, смазывая все шестеренки и производя «влажную уборку» помещений, где должны проживать радость и благодать.

Бармен внимательно следил за эффектом, производимым его эликсиром.

— Сделаем так, — сказал он Андрею, когда тот вернулся из своего астрального путешествия в грешное тело. — Сходи умойся. Потом погуляй пару часов по городу. Сумку можешь оставить здесь, никуда не денется. К двум возвращайся. Я кое с кем поговорю — может, и найдем твою Машу.

Андрей любил, когда им руководили, особенно если руководили толково. Он почему-то уверился, что в Красноярске с приезжим человеком не может случиться ничего плохого, одни сплошные удовольствия и удачные совпадения. В туалете, послушно ополоснув лицо, как ему велели, он посмотрел на себя в зеркало. Не так уж скверно после бессонной ночи и эпического облома накануне! И да, он же еще не видел Енисея! Надо поторопиться. Он вернулся к стойке. Бармен протянул ему сложенный в восьмушку квадратик карты как пропуск в закрытый город. «Рекомендуем посетить» — суховато и официально значилось на первом разгибе. Так и сделаем.

— Сколько должен за «Леху»? — спросил Андрюха. Бармен сделал неопределенный жест своими колдовскими пальцами:

— Заплатишь в следующий раз.

«Они так проторгуются», — развеселился Андрей и через стойку обнял того, кто как друга принял его в незнакомом городе. «Первый мой друг-сибиряк — африканец, — подумал Андрей, поднимаясь по ступенькам. — Если не считать злодейки Маши».

Ну, и куда теперь? Изучать карту не хотелось. Андрей добрел до перекрестка и остановился в нерешительности. Через искажающую призму легкого опьянения посмотрел налево, направо… В перспективе улицы, довольно далеко — у следующего светофора — мелькнул знакомый желтый плащ! «Леха» еще продолжал свою подрывную деятельность против любого здравомыслия. И наш красавчик, как окунь на блесну, поплыл по незнакомой улице против течения, помогая себе непослушными плавниками.

Красноярск определенно играл с ним в кошки-мышки. На ближайшем перекрестке, разумеется, желтого призрака не оказалось, и Андрей бездумно свернул налево; зато на следующем пересечении улиц его поманили сразу две желтых мишени, и одну из них он даже нагнал: совершенно незнакомая девица в желтой кожаной куртке, встретив его вытаращенные глаза, нахмурилась. Он продолжил свой бег по улицам города, не снижая темпа и ни на шаг не приближаясь к цели, которая его сюда привела.

Даже озабоченный безумной погоней, Андрей невольно обратил внимание на креатив в названиях местных питающих заведений. Ему заговорщически подмигнул бар «Питие мое…», заставили замедлить шаг забавные «Бюрокрафт», «Свинья и Бисер», «Пробка на Мира» или неожиданное «Кино и немцы» — изо всей кинопродукции Германии первой почему-то всплывала в памяти гэдээровская ретро-порнуха… Аппетитные названия напомнили, что кроме алкоголя, топлива в организме почти сутки не было. Жрать захотелось сразу и много. Война войной — обед по расписанию. Или в Москве еще завтрак?

Здесь, на перекрестке неведомых «проспекта Мира» шириной в половину Лубянки и улочки с непроизносимым названием «Диктатуры Пролетариата», Андрей отчетливо понял, как далеко, на самом деле, далеко от Москвы он забрался. Пять часов лету — это почти как до Франкфурта и обратно. Или до полпути к Канаде… Чертова Маша!


Еще от автора Павел Костюк
Не покупайте собаку

Я опубликовал 80% этой книги в виде газетных и журнальных статей, начиная с 1995-го года, но низкая информированность любителей собак заставила меня и представителя предприятия ROYAL CANIN на Украине опубликовать материал в виде книги. Мы очень надеемся, что в нашей стране отношение к животным приобретёт гуманные, цивилизованные формы, надеемся также, что эта книга сделает наше общество немного лучше.Многое, касающееся конкретных приёмов работы, в предлагаемых публикациях обсуждалось с замечательным практиком — умелым воспитателем собак, Заповитряным Игорем Станиславовичем.


Суздаль. Это моя земля

Сборник посвящён Тысячелетию Суздаля. Семь авторов, каждый из которых творит в своём жанре, живёт в своём ритме, создали двадцать один рассказ: сказка, мистика, фентези, драма, путевые заметки, компанейские байки. Выбери свою историю — прикоснись к Владимиро-Суздальской земле.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).