Красный Яр. Это моя земля - [24]

Бессмысленность жизни и алчность мира пугали ее. Это на них она оглядывалась все время. Снова и снова она вводила меня в свои миры. И поток ревел вокруг нас. И мы еще держались друг за друга.

В моей бригаде был один парень, совсем никчемный. Вернее, он был самый надежный и самый тупой. Все терпели его по одной причине: если ты положишь ему золотую пудовую гирю в вытянутую руку и попросишь, мол, подержи, можешь спокойно уходить хоть на неделю. Потом придешь через неделю и возьмешь свое с вытянутой руки вспотевшего болвана.

Надо отдать ему должное — он был добрым. Огромный, очень сильный, совершенно инфантильный добрый ребенок. Но, как оказалось, в некоторых местах этот ребенок созреть успел.

Я послал его забрать килограммов семьдесят инструментов из моего дома. Он почему-то застрял. Не справляется, подумал я. Решил пойти за ним и помочь. Небось, стоит между двух ящиков и никак не решит, который взять раньше.

Она занималась с ним сексом.

— Не бей его по голове — у него все в роду глухонемые, он оглохнет!

— Зачем?!

— Ему же нужно, он хороший, добрый, и дети у него будут добрыми.

— Иди на улицу, там всем нужно.

В ответ услышал задумчивое:

— Да, пожалуй.

И понял: она серьезно.

— Ты же умрешь прямо за порогом, Хлоя, твою мать! Ты же ничего не сможешь.

Я больше не мог удерживать ее. Я хотел, правда. Но не мог. У меня не было больше сил. Поток вырвал ее из моих рук, и меня отбросило далеко от главного течения, очень далеко.

Я встретил ее еще раз в больничном морге. Вернее, я встретил уже не ее. Это было чудовище. То, с которым ей было так неудобно. Опухшее лицо, синее, как от удушья, мучительный оскал, ненасытный. Когда она ушла, осталось только оно. Ему больше негде было прятаться.

Я хорошо живу, очень. Дочка выросла красавицей и умницей. У меня верная жена — симпатичная женщина, мне удобно. Мое чудовище ест манную кашку. Оно будет хорошо выглядеть, я знаю.

Но это плавни, застой и протухающая пена, а стремнину я не увижу уже никогда.

Шипилова Анна. Змей

«КАТЭКНИИуголь», или просто башня на Стрелке. Ее изначальный архитектурный облик многие помнят — символ города, доставшийся от советской эпохи. Башню часто рисовали художники. А фотографы находили лазейки и проникали внутрь, чтобы подняться на вершину и сделать потрясающие кадры с высоты на исторический центр города. Таким образом, у высотки сложилось два назначения — служить нелегальной смотровой площадкой для романтически настроенных юношей и девушек и выполнять роль модели для фотографов и художников. В период очередной смены владельца башня превратилась в затянутый в стекло 30-этажный тубус с плоской крышей. В 2019 году «КАТЭК» вновь выставлен на торги. И пока город стремится завершить строительство, мы заглянули в один из сценариев, развернувшийся в его будущих стенах.

Башня на Стрелке «КАТЭКНИИуголь»:

Красноярск, Площадь Мира

Я стираю кровь с зеркала — когда чихаешь, из разбитого носа кровь брызгами летит во все стороны, потом приходится все отмывать. Затыкаю ватой ноздри, дышу ртом. Запрокидываю голову, сажусь на край ванны, прикладываю ко лбу мокрое полотенце — как тетя учила в детстве.

Рассматриваю себя в зеркале, замазываю синяки на скулах, стала уже колористом с этими единоборствами: желтым можно перекрыть синий, оранжевым — зеленый и желтый, зеленым — красный. Синяки расцветают разными оттенками, расползаются по лицу, но кремом закрашиваются.

На работе сижу спокойная, словно под антидепрессантами, туплю в таблицы и карты — ловлю себя на том, что десять минут смотрю в одну точку. Встаю, иду за кофе. Когда психотерапевт велел расслабляться, и я стала заниматься единоборствами, у меня изменилась походка, сместился центр тяжести, выпрямилась спина, годами сутулая, раскрылись плечи.

По коридору навстречу — начальник. Рубашка лопается на животе. Он постоянно ковыряется в носу на совещаниях — может, нервное. Спрашивает что-то про отчет — я даю размытый ответ, вообще не могу без кофе четко формулировать. В голове голос: держи дистанцию, не зажимайся в углу, работай ногами. Обхожу, спину не показываю, отшучиваюсь, обещаю прислать позже. Расходимся.

Прихожу на микс-файт в подвальный этаж каждый вечер. По утрам в выходные — йога на крыше. Тренер говорит: хотя бы один день в неделю делать перерыв. Я не знаю, куда себя деть в этот день. В бары не хожу, от алкоголя только хуже, он вскрывает что-то внутри, потом не затолкать назад. Брожу по магазинам, трачу деньги, главное — не смотреть кино в одиночестве, даже когда совсем нечем заняться. Темнота и музыка вскрывают почище алкоголя.

Тренировки компенсируют сидение на одном месте целыми днями — максимум пробежка по коридору за кофе и в туалет. В туалете можно извернуться и потянуться, пока никого нет. Служба с девяти утра и до упора. В полночь, когда все расходятся, начальник говорит: «Завтра к девяти утра у меня должны быть новые данные». Я улыбаюсь и беру еще кофе.

Кровь капает на ринг. Из носа или брови. Тренер разводит нас со спарринг-партнером — начальницей отдела международных отношений. Как рефери говорит: «Боец, почему не в шлеме?» Поворачиваю голову влево, вправо, назад — кости хрустят. Кровь стирают с ринга.