Красный Яр. Это моя земля - [26]
У него золотая кожа, чешуя начинается сразу от живота и переходит в длинный змеиный хвост с острыми зазубринами на конце. Один удар таким хвостом — и головы человека нет. Но верх тела можно было бы принять за человеческий, если бы не глаза с узким зрачком и клыки в пасти, слово «рот» тут не подходит. Он сидит, привалившись спиной к стене, свернув хвост на полу. Сидит и чего-то ждет. Я замедляю дыхание и пытаюсь дышать медленнее, ему в такт, смотрю, как поднимается и опускается его грудь, раздуваются ноздри. Пытаюсь услышать, как бьется его сердце — трехкамерное, очень похожее на человеческое. Вслушиваюсь, как скользит его хвост, как чешуйки задевают одна другую. Слушаю и пытаюсь понять, что говорит мне его тело.
Интересно, думаю я, был ли один, самый маленький шанс в самом начале времен, когда мы все еще жили в мире — змеи, и птицы, и львы, и рыбы, и волки, и люди — был ли хоть один шанс сохранить мир? Думаю и отпускаю эту мысль, позволяю сорваться — воздухом из моих ноздрей и рта. Передаю поворотом головы, кратким подергиванием плеч, дрожанием пальцев. Говорю я громко по змеиным меркам, словно кричу глухому человеку на ухо. Говорю и жду ответа.
Он молчит. Медленно и лениво поднимает кончик хвоста и машет им из стороны в сторону — насмешливо говорит мне «нет». «Нет, — повторяет он, — мы никогда не жили в мире, — приоткрывая веки и вытягивая голову. — Мы поедали яйца и детенышей динозавров, пока вы прятались по пещерам и жрали мох. Это мы съели всех динозавров».
Я стараюсь подавить страх, который вдруг накатывает, перехватывает горло, кулаки непроизвольно сжимаются в самый неподходящий момент, под взглядом змеи. Ты на ринге, думаю я, представь, что ты на ринге. Ты не боишься боли, не боишься крови, больше не боишься сломанных костей. Не боишься смерти. Ты помнишь все и ничего не боишься. Дыши. Вдыхаю и успокаиваюсь, расслабляюсь. Отпускаю мысль: «Вы съели динозавров, но не съели нас. Почему?»
Он недовольно ведет плечом, я слышу: «С вами были волки, вы подчинили птиц».
«Мы умеем договариваться», — я переворачиваю лежащую на колене руку ладонью вверх. Мне очень хочется вырвать огнемет из рук стоящего рядом охранника, одетого в черную форму из тончайших металлических пластин, войти в стеклянную клетку и нажать на курок. Но приходится договариваться.
Он отвечает.
Я выхожу из допросной, вру шефу: «Нет, ничего, не слышу. Поеду домой, устала за сегодня, можно до завтра как-то умудриться его не убить?» Шеф любит снимать кожу с еще живых змей, поэтому и стал начальником, у него, ходят слухи, целый подвал трофеев. Я говорю, что завтра попробую снова. Он машет рукой — оперативники никогда не верят в аналитиков, им кажется, что работают только они, причем результативность измеряется реками змеиной крови.
Чтобы понять врага, нужно выучить его язык, считали турки. Но их всех перебили, а остатки кочевых племен рассеялись по Империи, тянущейся от края до края. Были ли они неправы? Я спускаюсь на лифте — не домой, снова в зал, о том, что происходит сейчас наверху, в допросной, я не думаю.
В первый раз я пришла в зал, била в грушу, в лапы и твердила: «Ненавижу». «Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу». Тренер подумал, что меня изнасиловали. Так и спросил: «Заявление будешь писать?» Я только посмеялась.
Во-первых, ринг уравнивает — человека, с которым только что был бой, на «вы» не назовешь. Только если на очень формальной встрече с третьими лицами, улыбаясь про себя. Во-вторых, ринг объединяет: нас тут десять женщин, все руководители своих отделов, единоборства — единственное занятие после десяти вечера.
Они ждут меня в раздевалке, бинтуют руки, застегивают шлемы, вставляют капы. Я захожу, меня сразу с двух сторон обнимают чьи-то руки. «Он король змей, — говорю я сестрам, — но его убьют, не сегодня, так завтра». Они шепчут мне: «Когда? Кто? Скажи нам пароли от допросной». «Он сказал мне, что скоро договариваться будет некому. Если он завтра утром не выйдет за ворота живым, на город нападут».
«Они такие же, как мы», — говорю я сестрам. «Мы такие же, как они, но мы очень давно воюем с ними. Никто ему не поверит».
«Нам нужно все взять в свои руки», — отзываются сестры.
И я снова поднимаюсь наверх, в допросную. Никто мне не удивляется. Змей шипит под раскаленным железом, которым его пытают волки, им достается самая тяжелая и грязная работа. Сестры выключают камеры и микрофоны в башне, останавливают лифты и запирают двери, тушат свет и глушат звуки, блокируют допросную. Выпускают змей из подвалов и лабораторий, которых годами там держали.
Я захожу в стеклянную камеру и выстукиваю пальцами по стеклу, почти кричу: «У нас мало времени, но если ты хочешь мира, я готова выполнить твои условия».
И башня вдруг куда-то проваливается. Я ждала этого, но не была готова. Бетонный пол в потеках крови уходит из-под ног — это начинает взрываться весь подвал, в котором мы заложили за эти годы килограммы взрывчатки, пронеся ее в себе. Нужно не так много, если знаешь, куда устанавливать заряды.
Он смеется. «Да, пришлось долго прикидываться и скрываться, — киваю я, — но я смогла».
Я опубликовал 80% этой книги в виде газетных и журнальных статей, начиная с 1995-го года, но низкая информированность любителей собак заставила меня и представителя предприятия ROYAL CANIN на Украине опубликовать материал в виде книги. Мы очень надеемся, что в нашей стране отношение к животным приобретёт гуманные, цивилизованные формы, надеемся также, что эта книга сделает наше общество немного лучше.Многое, касающееся конкретных приёмов работы, в предлагаемых публикациях обсуждалось с замечательным практиком — умелым воспитателем собак, Заповитряным Игорем Станиславовичем.
Сборник посвящён Тысячелетию Суздаля. Семь авторов, каждый из которых творит в своём жанре, живёт в своём ритме, создали двадцать один рассказ: сказка, мистика, фентези, драма, путевые заметки, компанейские байки. Выбери свою историю — прикоснись к Владимиро-Суздальской земле.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.