Красный Яр. Это моя земля - [22]

Вдруг она рассмеялась.

— ?!

— Деревья бесстыжие заглядывают мне прямо в глаза. Щекочут щеки своими ресницами.

Я оглянулся.

Тридцатиметровые сосны отпрянули в разные стороны с глухим деревянным стоном, небо не выдержало удара этих гигантских хлыстов и лопнуло прямо над нами.

Земля закипела. Вскипела цветами и травой. Прямо в небо пошел гудящий поток. Мощный поток, в котором небо и земля текли навстречу друг другу. Сквозь нас, сквозь сосны, сквозь траву. А мы с ней оказались в центре этого потока. Только потому, что я крепко обнимал ее, меня никуда не унесло и не раздавило этим бесконечным движением. Я держался за нее… А она — за меня.

— Видишь, все получилось, как ты хотел. Ты слышишь?

— Да.

Мы слушали поток, соединявший небо и землю, крепко держась друг за друга. Вивальди тоже его когда-то слышал. Да, я хотел именно этого, просто раньше об этом не знал. Да, теперь я никогда не выпущу тебя из рук, да, мы навсегда принадлежим друг другу. Да, я понимаю тебя, да, я вижу то, что видишь ты.

— Знаешь, а я ведь замуж выхожу.

— Может, подумаешь?

— Столько думала уже, больше сил нету. И у меня экзамен сейчас.

Я провожал ее охапкой ландышей. Она так и приехала сдавать свой сопромат, что ли, с букетом нежных измятых бледных цветов. В облаках лесного тревожного аромата. И сдала на «отлично». В политехе на физике металлов не на «отлично» сдавать смысла нет. Учиться очень тяжело, по блату никого не устраивают, а пустую бумажку в другом месте проще добывать.

Она ушла на свою свадьбу.

Больше чем на год.

Позвонила сама.

— Давай встретимся.

— Зачем?

Я помнил, как вдруг кто-то перекрыл вентиль где-то под землей или в небе, и поток исчез. И я снова ходил по земле.

Куда?.. Откуда?.. И нету чуда.

Но я помнил, что поток существует, и очень хотел снова его услышать.

— Приходи в «аскорбинку».

— Ладно.

Я пришел. Мне объяснили, что все, все ошибка, что это невозможно, что это надо менять. Что она прекрасно знает, как мы нужны друг другу… И я все-таки сказал «нет».

Она приехала вечером.

— Я буду жить у тебя.

У нее не было ничего, даже запасных трусов, даже зубной щетки.

Я взял ее за руку, усадил в машину и привез домой к маме.

— Мамаша, следите за ребенком.

— Ой, спасибо, ой, как же мы вам благодарны…

На следующий вечер она снова была у меня. Мама приняла назад ее уже молча, без взрыва благодарности.

В один из дней я сказал «оставайся». Потому что накануне купил лишнюю зубную щетку.

— Вот и хорошо, — спокойно сказала она, — вот и славно, — как будто уговорила больного принять таблетку.

И я услышал поток.

Она удивительно легко вписалась в мою жизнь. А это было непросто. Например, я бегал по лесу кроссы десятками километров. Пробегал пять-шесть километров от города, в лесу снимал с себя всю одежду и прятал в поясной карман. Если бежишь сутки и попал под дождь, а до дома еще километров двадцать, мокрая одежда может изрезать кожу. Но ничего, лишь бы не проголодаться и был бы дом в конце пути.

Она стала делать так же. Пробежать сквозь ежевичники и крапиву — нужна дубленая кожа. С ней я стал выбирать дорогу. Она бегала со мной минимальные кроссы и купалась в лесных озерах. Знаете, такие алмазные капли на кипящем малахите жизни. Не помню ничего лучше ни до, ни после. Особенное удовольствие ей доставляли гаишники на КПП при выезде из города. Мимо их поста нам приходилось пробегать по пути на ближнее озеро. Они надолго столбенели с открытыми ртами и провожали ее опустевшими глазами, бросая пост.

Она заставляла меня смотреть кино. «Семейка Аддамс». Я был убежденным комсомольцем и не переваривал такую чепуху, но она сказала:

— Смотри, Мортиция собирает букет.

Изыскано-манерная женщина в длиннющем облегающем черном платье, с черными лохмотьями, волочившимися по полу, обрезала головки розам и составляла шипастые черенки в хрустальную вазу.

И я увидел хрустально чистый, смертельно циничный мир Барри Зонненфельда.

С тех пор, когда мы с ней слышали что-то очень патриотичное или политическое от наших друзей, мы обязательно очень серьезно, трагически говорили:

— Милый, если так пойдет, он станет комсоргом.

— Или парторгом, милая.

— Или секретарем обкома, или даже генсеком, дорогой.

И вместе с показным отчаянием, но уже задыхаясь от готового вырваться хохота:

— Господи, возьми лучше меня!

Через год мы расписались.

Тогда в свободное от экстрима время я работал учителем. На свадьбу собрался весь мой класс. Друзья не пришли. Они остались на стороне прежней жизни.

Невеста угощала гостей французским луковым салатом. Поскольку это был ее практически первый кулинарный опыт, лук оказался непассерованным. Дома у нее готовила бабушка, а в замужестве — свекровь. Так что горько было всем. И другого угощения не сложилось. Но было весело, она понимала моих учеников. Ведь ей было почти столько же. Чудовища нас тогда почти не навещали.

О, какой я сделал ей подарок на свадьбу! Полный набор снаряжения для моего любимого экстрима. Титанового снаряжения. Нигде в мире. Только у нее из всех женщин всего мира был такой набор. Пара килограммов стратегического материала! Обработка на оборонном заводе.

Медовый месяц мы провели в экстремальном путешествии.