Красный Яр. Это моя земля - [21]
— Не трави, — шепотом ответила Зинаида, тоже затянутая густой теменью до черного куколя, и первой вышла из-за склада.
Напарник угукнул, закряхтел, посеменил приземисто, вперевалку, в каждой руке по тяжелому чемодану. С тыльной стороны «Батона» на ночь фонари никогда не оставляли — не стали и новые хозяева. Темное пятно сложилось вдвое у задней двери гастронома — присели, что ли? Еле слышно заскрежетало, потом глухо коротко бухнуло. Тень снова выросла и раздвоилась. Тихо треснуло.
— Чтоб тебя, — шепотом чертыхнулась баба Зина, — мокрые, что ли?
Треснуло еще, и искра схватилась — мигнула рыжей точкой.
Деревянный настил перед дверью загорелся не сразу — промок от ночной росы. По краям неровно, будто нехотя, занималось ленивое трусливое пламя.
— Ты куда бензин вылил, дурень? — зашипела баба Зина.
— На траву вон, — хозяин «Батона» стоял, свесив голову почти до груди, плечи ослабли, руки плетьми вдоль тела. У ног две ржавые канистры. — Не могу, Зинаида. Столько лет строил, не могу пожечь. Пусть подавятся.
Телега стянул с себя штормовку, кинул на квелые язычки, пламя послушно потухло. Зинаида Ефремовна рукой прикрыла рот и мерно вздрагивала, не то рыдая, не то смеясь. Постояли.
— Ну пойдем, раз не можешь, — Зинаида обняла за плечи ссутулившегося Телегу, — пойдем наших будить.
Утром из чужой разрухи на площадке остались только экскаваторы — их кедровские отогнать не смогли. Заборные панели снесли за склад, прилавки расставили, как было. К обеду дачные машины облепили «Батон», привычно сметая редиску, табак и сладко-соленое масло.
— Bonjour, Олег Маркович! Vous desirez? — улыбнулась Агния еле стоявшему на ногах Телеге.
— Мне покрепче, Агния Витольдовна. А где Зинаида?
— В подсобке с Дашкой. Кино снимают.
Костюк Павел.
Хлоя
20 декабря 1978 года в культурной жизни города на Енисее произошло важное событие — Красноярский театр оперы и балета открыл свой первый сезон. На его постановках выросло целое поколение, которое познакомилось с искусством оперы и балета и полюбило его, благодаря спектаклям. Театр, который в первые годы своего существования был некой экзотикой, сумел стать неотъемлемой частью культурной жизни края. Театр оперы и балета теперь носит имя Дмитрия Хворостовского. В день рождения певца 16 октября 2019 года Фестиваль Хворостовского открылся исполнением «Реквиема» Джузеппе Верди.
Красноярский театр оперы и балета им. Д. А. Хворостовского:
Красноярск, ул. Перенсона, 2
Строчки нехотя ползли сквозь ее пальцы на измятую салфетку. Сидела она, распрямившись на высоком стуле, и было ей неудобно. Ей всегда было неудобно… Но это я потом узнал. А тогда на рейве, в «аскорбинке» я ничего не знал. Почему я не прошел мимо? А как пройти? Хорошенькая девушка, вид рассеянный — сразу «нет» не скажет, по рассеянности хотя бы. Одежда аккуратная, но слегка растрепанная — значит, и у меня на ботинках потертости искать не станет. Лицо тонкое — будет о чем говорить, если случится… Откуда я знал, что это ей придется слова попроще подбирать, а не мне? Мне — почти тридцать, ей — почти девятнадцать. Кто знал…
— А давайте, девушка, я вам стишок дописать помогу.
— А давайте.
— Это все?
— Все.
— Ладно.
— Стой, стой, я сама, сама дальше.
— Ну почему лжет? И почему это холоднокровно? Я не лгу, я тебя в оперу приглашаю, — фирменная фишка такая у меня была — работало.
В театре оперы и балета давали «Травиату». Виолетта рвала сердце в клочья арией «Amami, Alfredo». После спектакля Хлоя без интереса разглядывала спящий пустой мегаполис. Опиралась упругим животом на парапет набережной Енисея, а я сопел в ее легкие пепельные волосы на затылке. Что поделаешь? Хотелось сильно. Все вроде клеилось. Правда, мне казалось, что-то не так.
— Тебе больно?
— Нет.
— Тебе холодно?
— Нет.
— Тебе неудобно?
— Мне хорошо… Только у меня за спиной чудовище.
— ?! — у меня все опустилось… внутри тоже.
— Да нет, милый, ты не понял. Ну что ж ты! Ты же хочешь… Просто я знаю, за мной чудовище ходит по пятам. И за тобой. Они иногда прячутся внутри. И делают за нас, что хотят. А мы потом удивляемся: что это было?..
— Да ну тебя, с твоими аллегориями!
— Это не аллегории, просто ты не замечаешь, они ловкие. Они за нами прячутся.
— Я тебя раздел почти, что ты могла спрятать?
— Мое ты, может, и найдешь… потом, когда-нибудь, а свое — никогда. Сколько ни вертись, оно юркнет к тебе за спину, и ты его не увидишь.
Может быть, ей было и удобно, и хорошо, но мне от этого всего было чрезвычайно неудобно.
Я решил, что страница перевернута.
Но она позвонила:
— Я хочу с тобой увидеться.
— Приезжай.
Вскоре она уже оказалась в моем районе и легко нашла мою квартиру. Я жил на окраине города у леса, а она — в центре.
— Ты обиделся тогда.
— Да нет…
— Обиделся, я знаю. Покажи мне то, что ты любишь.
— Я лес люблю.
— Покажи лес.
Я показывал лес на сосновой поляне, устланной ландышем и сном. Она быстро разделась, не обращая внимания на свежесть, и прижала меня к себе. Я разложил свой кожаный плащ, чтобы ее не колола хвоя. Снова все вроде получалось.
