Красный снег - [42]

— Здравствуйте… — поздоровался Дитрих, проходя в глубь комнаты.

Никто не ответил.

— Мы тут побудем до утра, — сказал Трофим Стеше. — Ты ступай к себе на кухню.

Стеша взглянула на него испуганно.

— Ничего, не боись, я буду наведываться, домового гонять, — умиротворенно и даже ласково сказал Трофим. — Пойдем, я провожу.

Стеша покорно поднялась. Проходя мимо Дитриха, она прижалась к отцу.

— Ну, да что! — проворчал Трофим, ведя ее к двери. — Ох-ха, мороз…

— Отчаянная девчонка, — неопределенно произнес Дитрих. — Я мужчина — и то бы не решился выйти в такую пору из дому…

Лиликов не ответил. Он возился с самокруткой, аккуратно подбирая просыпавшуюся на потертые брюки табачную крошку. Отогревшееся с мороза и ветра костлявое лицо его пылало.

— Не утихает пурга, — не выдержав молчания, сказал Дитрих.

— Дела-а… — произнес наконец Лиликов, зажигая спичку и прикуривая.

Дитрих обратил внимание на его руки с длинными, цепкими пальцами. В эти руки попадешься — не вырвешься.

— Сказала мне девчонка, — промолвил, морщась от дыма, Лиликов, — что испугалась постояльца. А ты будто и не страшный человек. Откуда явился в наши края? — спросил он, посмотрев на Дитриха в упор.

— С поезда, — ответил Дитрих, выдерживая его взгляд. — Поезда теперь ходят, когда машинист пожелает. Остановился на перегоне — что хочешь делай. Спасибо, путевой мастер позвал к себе.

— Ясно…

Лиликов сказал это так, будто ему еще что-то было известно. Дитрих промолчал, напряженно ожидая прихода Трофима. Не помешает ли история с девчонкой? Дочь ведь единственная, он может озлиться за причиненную обиду. Тогда Дитриху придется действовать самому. Все это мелькало в голове, не давая сосредоточиться. Единственно, что он понимал, — надо подробнее объяснить свое присутствие здесь.

— Вы с Казаринского рудника?

— Может, и так.

— Я почему-то подумал, что вы именно оттуда.

Лиликов промолчал.

— Я имею некоторое отношение к снабжению шахт лесом и другими материалами…

Лиликов взглянул на него исподлобья и повторил:

— Ясно.

Второе «ясно» еще больше усилило напряженность между ними. Раскаленная кирпичная плита пыхтела жаром. Отсветы от нее мелькали на потолке, как будто сигналя о приближающемся несчастье.

— Вы чем-то озабочены? — спросил Дитрих, поднимаясь и нащупывая в кармане браунинг. — Мне кажется, мы с вами попали в дом к доброму и честному человеку.

— Человека этого мы давно знаем, — сказал Лиликов, часто затягиваясь и настороженно следя за каждым движением Дитриха.

Скрипнула дверь — вернулся Трофим.

— Вели господину Дитриху сесть и не шарить по карманам, — приказал ему Лиликов.

— Откуда вам известно мое имя?

— С двенадцатого года. Работал у ваших геологов.

Дитрих сел и растерянно посмотрел на Трофима.

— Такое дело… — прогудел себе в бороду Трофим.

— Господин Дитрих рассказывал о каком-то поезде, — продолжал Лиликов. — Ничего мне не известно о поездах. Я иду с Громков — чиста дорога. Вот так, — закончил он, кинув окурок к плите.

Грудной бас его был звучен, до слуха доносилось каждое слово.

— Если мы действительно раньше встречались, то нам найдется о чем поговорить, — неуверенно сказал Дитрих. — Мне любопытно, как сейчас работает шахта…

— Зачем же тогда у путевого мастера хорониться? Можно отправиться на шахту и поглядеть.

— Дороги теперь трудные… Да и неудобно как-то, мне доложили, что ваш Совет уволил управляющего.

— Сбежал ваш управляющий.

— Как ни случилось, но его нет. Звать — не зовут. Чего же мне появляться?

— Со стороны поглядеть удобнее?

— Оставим препирательства, — мирно улыбнулся Дитрих. — Вам должно быть понятным мое желание узнать подробно о шахте. Если я не заезжаю, это еще ничего не значит. Хотите, я расскажу вам, чем занимался в последние дни? Искал по дорогам затерявшиеся вагоны с крепежным лесом…

Он начал возмущаться непорядками на железной дороге, военным положением, введенным Калединым, неразберихой в денежных операциях. Лиликов слушал, изредка! вприщур поглядывая на Дитриха. Трофим молчал, словно затопив в бороде свое отношение к происходящему. В плите потрескивал уголь.

— Вам надо укреплять власть, — сказал Дитрих так, как будто был заинтересован в укреплении этой власти. — Хозяйство Продугля расшатано неразберихой в стране. На смену прежнему должно прийти что-то другое. Придут и другие люди… — Дитрих грустно покачал головой, словно и с этой неизбежностью он уже смирился. — Но кто бы ни был, он должен уметь управлять…

Чудно, — желая смягчить Лиликова, Дитрих рассуждал с такой убежденностью, что не остановился бы, наверное, и перед обещанием «научить советских управляющих» распоряжаться хозяйством.

— А не жалко отобранного? — с любопытством спросил Лиликов.

— Вы — человек труда, вам понятны обиды, когда результаты труда присваивают другие.

— Какой же труд?

— Минутку! Рабочий рубит уголь в забое, но и промышленник не вылеживается в постели. Уголь продай, контракты подпиши, лес и керосин раздобудь, с банкирами поспорь. Признаюсь, мне любопытно поглядеть, как будете это делать вы…

Где-то в глубине его темных неподвижных глаз блеснул огонек, — черта с два вы сумеете! Лиликов заметил этот огонек. И может быть, это решило исход их встречи: Лиликов вдруг подумал, что арестом не решить спор с Дитрихом. Спор предстоит долгий, кулака и нагана мало. Может, за одним столом придется посидеть с этим чертом, чтоб хоть болтовню его послушать: гляди, что-нибудь выболтает по неосторожности.