Красный снег - [41]
За окном гудел чей-то басовитый голос:
— Открой, Трофим!..
«Зовет по имени! — отпрянул от окна Дитрих. — Черт понес меня в эту поездку…» Еще в Штеровке, вглядываясь в злые, отчужденные лица железнодорожных рабочих, он подумал, что зря ринулся на Юг, чтобы выяснить обстановку и спрятать золото и драгоценности. Феофан Юрьевич не у власти. Косой шурф — удобное место, но вокруг Косого шурфа поселки, где властвуют Советы, и по меньшей мере наивно надеяться, что они ему не помешают. Горнопромышленнику в Донецком бассейне, охваченном пламенем революции, хуже, чем в Петрограде, где еще многим удается скрыться от Военно-революционного комитета. Любой шахтер с винтовкой не только потребует пропуск, но и обыщет.
Дитрих нервно поглядывал на дверь. Вот-вот она откроется.
— Поживей, чего ты там! — доносился тот же басовитый голос.
«Отвратительная история…» Дитрих подумал, что золото и драгоценности неожиданно связали его по рукам и ногам. Он не может оставить их, как не могла оставить царскую тропу между Ливадией и Кореизом императрица Мария Федоровна, давно потеряв все дороги и троны России. «Какая глупость!» — сжав челюсти, зло водил глазами Дитрих. Басовитый голос умолк.
«Надо бросить… отрубить палец, чтоб сохранить руку…»
Дверь резко открылась — в комнату вошел Трофим.
— Кто там? — спросил Дитрих.
— Девку мою Лиликов привел… На путях, говорит, замерзала… Лиликов — казаринский артельщик.
Трофим говорил тихим, хриплым голосом, не поднимая глаз. «Зол на меня», — подозрительно вглядывался в него Дитрих и спросил:
— Ему что-нибудь нужно?
— Будто ничего не нужно… За девку ругает, чего, говорит, выгнал в ночь на мороз. А я не знал, когда вышла…
— Она вышла, ничего мне не сказав, — сухо произнес Дитрих, догадавшись, что мастер знает о причине ее бегства.
— Понятное дело, шальная: в степи дует — с ног валит…
— Они у тебя, на твоей половине?
— Где же им быть…
— Обо мне ничего не рассказывал?
— Зачем? Я смальства неразговорчивый, — ответил Трофим, продолжая хмуриться.
Появился Фофа.
— Что-то случилось? — спросил он шепотом, часто моргая запухшими от сна глазами.
— Ничего не случилось, — недовольно ответил Дитрих и обратился к Трофиму: — Я понимаю, ты бы не пришел, если бы Лиликов не догадывался о моем присутствии. Он не должен знать, что я не один. Это — ни в коем случае!..
— Стешка, должно, сказала про одного постояльца. У девки ума что у курицы. А тут еще — разжалобил. Она и проговорилась.
— Как, ты считаешь, лучше нам поступить? — быстро спросил Дитрих.
— Можно оставить без внимания. Мало ли как случается. Мое дело, куда и зачем дочка ходит, а вам, известно, свой разговор придется провести.
— Почему он оказался среди ночи вблизи твоего дома? — спросил Дитрих, вдруг заподозрив, что его ищут.
— Сказал, к Косому шурфу шел — лесной склад ему нужен. Я так думаю, не сидится им дома: леса нет, вагонов нет, спать некогда…
— Трофим прав, Лиликов — главный ответчик за шахту, — вмешался Фофа.
— Советую вам не показываться, — оборвал его Дитрих. — Я пойду на ту половину. Ты уведешь оттуда свою дочку, Трофим. Быстро, иди!..
— Ясное дело… — пробормотал Трофим, выходя за дверь.
Дитрих свирепо посмотрел ему в спину: он терпеть не мог этой привычки говорить о «ясном деле», когда оно никому не ясно. Раич, должно быть, уже ожидает удобного момента в Штеровке, чтобы проскочить Дебальцево, а оттуда — на Громки. Остановить его нельзя. Дрезина и груз обнаружатся
— обвинения могут последовать самые неожиданные. Десять килограммов золота в слитках и два десятка брошек и браслетов — улика достаточная, чтоб объявить «врагом революции» и поставить к стенке. Оставить все и скрыться? Об этом не может быть и речи: Лиликов не выпустит его. Дитрих сунул в брючный карман браунинг, набросил на плечи полушубок и решительно вышел.
— Господи, помоги же нам хоть один раз в жизни, — прошептал побелевшими губами Фофа.
Вдруг что-то зашуршало. Фофа часто засеменил босыми ногами. Из-под стола выскочила мышь, метнулась под кровать и исчезла. Фофа облегченно вздохнул.
— Что же будет теперь…
Лиликов явился к путевому мастеру — постарался он обдумать происшедшее — не чайку похлебать. Он — зол. Арестует всех и поведет на объяснение к шахтам… Надо было убегать подальше, в Екатеринослав, к жене. Оставить Дитриха. Что-то ему нужно от него… Весь век одно и то же: служи, выполняй поручения, угождай. А жизнь теперь иная — надо подумать и о себе.
— Дитрих взял браунинг… — прошептал Фофа и стал вспоминать молитвы: — «Да святится имя господне, Христово, пречистое…»
Память на молитвы слаба: Фофа был безбожником.
Опять зашарудела мышь. Фофа замер, ожидая, пока она появится. Испуганный, он хотел видеть существо, живущее в постоянном страхе. Мышь выглянула из-за ножки кровати, дрожа всем тельцем. Затем выбежала и остановилась, услышав, наверно, как учащенно бьется сердце у Фофы. Неизвестно, что она искала. Фофа ждал, куда она пойдет. Потом пошевелил пальцем, и страх опять метнул мышь под кровать. Фофа улыбнулся.
— Будь что будет… — прошептал он, успокоившись.
…Дитрих мельком взглянул на жавшуюся к печке девчонку, а потом быстрым, но внимательным взглядом окинул высокого, рукастого шахтера, стоящего рядом с ней.
Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вадим Михайлович Белов (1890–1930-e), подпоручик царской армии, сотрудник журналов «Нива», «Солнце России», газет «Биржевые ведомости», «Рижский курьер» и др. изданий, автор книг «Лицо войны. Записки офицера» (1915), «Кровью и железом: Впечатления офицера-участника» (1915) и «Разумейте языцы» (1916).
Книга украинского писателя Миколы Олейника «Жилюки» состоит из трех романов, прослеживающих судьбы членов одной крестьянской семьи. Первая книга — «Великая Глуша» знакомит с жизнью и бытом трудящихся Западной Украины в условиях буржуазной Польши. О вероломном нападении фашистской Германии на Волынь и Полесье, о партизанской борьбе, о жителях не покорившейся врагам Великой Глуши — вторая книга трилогии «Кровь за кровь». Роман «Суд людской» завершает рассказ о людях Полесья, возрождающих из пепла свое село.
15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.