Красный снег - [20]

Шрифт
Интервал

Он ловко намотал портянки, обулся и вышел. Схемы оставил — пускай посидит над ними председатель.

Вишняков погрыз сухарь, запил водой. С нарядом тоже получалось не так, как раньше. Штейгеры отвечали за подачу леса, считали упряжки, проверяли кровлю — можно ли работать людям в лаве. Смог ли все проверить Лиликов? А вдруг завалит кого, — шахтерам горе, а сбежавшим злорадное довольство. Бросив недоеденный сухарь, Вишняков подался в шахту.

Тяжело дыша и чертыхаясь, Аверкий ставил стойки «костром».

— Не жалеешь леса.

Подогнув ногу, Аверкий сидя продолжал укладывать стойки.

— Случилось что? — тревожно спросил Вишняков.

— Кровля играет… Я те точно скажу, она с Калединым заодно: второй кумпол обнаружился…

Вишняков подсветил темное, морщинистое «каменное небо», ничего не заметишь. Шутки с ним плохи: опоздаешь с крепью — рухнет кусок пудов на двадцать. Что-то обнаружил Аверкий. Не спрашивая больше ни о чем, Вишняков начал подавать стойки. «Вовремя успел… Без меня, может, не управился бы…»

— Убирался бы ты! — выругался Аверкий.

— Помалкивай!

Под коленками шелестела угольная крошка. Неодерганной корой обжигало руки. Аверкий спешил. С помощником смирился, понимая, что без него не обойдется.

— Живей поворачивайся! Торцом подавай!..

Сверху сорвался блин. Подхватывая груду, покатился вниз по уклону.

— Прочь убирайся! — заорал Аверкий.

Только теперь Вишняков понял, что они одни в лаве, что Аверкий выгнал всех, опасаясь обвала. «Вот тебе и наряд… Тут собачий нюх нужен и отвага, о какой никогда не говорят…» Стиснув зубы, заливаясь потом, он продолжал подавать стойки. Ворочая тяжесть в тесноте, Аверкий замолчал. Еще одна… еще две… Последние он подбивал обухом. Затем отодвинулся в сторону. Вытер пот рукавом.

— Не лезь, куда тебя не просят!

— Не шуми.

— Меня привалит — похорон один. А тебя — совсем другое.

— Всем надо жить.

Сверху посыпались дождем камешки. Кровля навалилась на «костер». Дерево затрещало. Аверкий невольно отодвинулся в сторону и потянул за собой Вишнякова.

— Повоюем еще! — сказал он, прислушиваясь к осадочному шуму.

Вишняков сознался, почему пошел в шахту.

— Зря беспокоишься, — заявил Аверкий. — Думаешь, они за этим глядели? Им — добыч давай. А жизнь свою каждый шахтер должен беречь. И бережем! — закончил он, довольный, что опасность миновала.

Вишняков пополз вниз. За спиной услышал, как свистнул Аверкий, зовя забойщиков в лаву. «Прибыток, прибыток… Ни в какой прибыток не вберешь…»

Возвращаясь в Совет, Вишняков подумал, что никакого урона не нанес отъезд штейгеров и управляющего. Все устроится. Боязно, конечно. Но, может, это и дурная робость. Он чувствовал, что для него очень важно осознать не только свою силу, но и умение…

В коридоре стояли забойщик Петров и кабатчик Филя.

Вишняков попытался пройти мимо, не желая расставаться со своими мыслями.

— Вели, Вонифатьевич, — загораживая ему путь, сказал Петров, — посадить этого субчика в холодную.

— Чего тебе? — хмуро спросил Вишняков.

— Недоливает, гад! Как действовал при царе Николае, так и по сию пору продолжает.

Вишняков поглядел на переминающегося с ноги на ногу Филю.

— Вчетвером они пили… — начал оправдываться кабатчик. — Одну квартовую я подавал — раз, потом еще по кружке… и еще чуток…

— Объясни, сколько входит в «чуток»! — перебил Петров.

— Кварта.

— Врешь! Кувшин с отбитым краем, больше полкварты не войдет!..

Вишняков закрыл глаза, чтобы не видеть их. Штейгеры тоже не вылезали из Филиного кабака. Петров выжрет выверенную меру водки, а потом пойдет орать на весь поселок. А в Петрограде революционные матросы опорожняют царские винные погреба в канавы.

— Закроем кабак, — тихо, чтоб не раскричаться, произнес Вишняков.

— Не про то речь, — подался к нему Петров.

— Закроем, говорю, кабак, — отчетливо повторил Вишняков, — немедленно.

— А ведь перед людьми придется отвечать, Архип, — сказал Петров, поняв, что Вишняков не шутит.

— Отвечу.

— Иное дело — отобрать собственность для пользы народа.

— Не отобрать, а закрыть! — заорал Вишняков.

Калиста Ивановна отворила и испуганно захлопнула дверь.

— А кувшинчик на полкварты — разбить! — дав волю неожиданно поднявшемуся гневу, продолжал кричать Вишняков.

— Силён ты, однако… — отступая, произнес Петров.

Филя пошел спиной к выходу. Петров помялся немного, не зная, верить или не верить председателю Совета.

— Рушишь заведенное… Хозяин — барии, а работник — князь… Гляди, лоб расшибешь…

Петров морщил большеротое лицо в растерянной улыбке. Вишняков сердито глядел на него, думая о том, что Петров пока не понимает, что к чему, а потом озлится и, чего доброго, закричит: «Откуда ты такой взялся?» — «Не знаю, откуда взялся. Но не отступлю!»

Сутолов похаживал перед столом, начальственно топая каблуками и не замечая прилипчивого взгляда Вишнякова, следящего за ним. Рассказ о том, что Аверкий крепил заигравшую лаву, он пропустил мимо ушей. Аверкий, по его мнению, должен быть в отряде, а не в шахте. Штейгеры сбежали — добычу надо прекратить. Не в силах убедить в этом Вишнякова, он придирался к другому.

— Не по душе мне эта Фофина краля, — сказал Сутолов. — Стучит на машине, а сама рыскает глазами — чистая ведьма. Арестовать надо для надежности.


Еще от автора Тарас Михайлович Рыбас
Синеглазая

Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.