Красный снег - [17]
— Погоди, — остановил его Вишняков, — про дирекцию мы знаем. Скажи, кто в этой дирекции заправляет?
— Я получаю бумаги за подписью шефа-директора Дитриха.
— Он все портит нам?
— Я не могу этого сказать, — замахал руками Фофа. — Вы же знаете, что на железной дороге распоряжаются военные власти. С ними очень трудно договориться…
— Вам договариваться с Калединым никакого труда не составляет. Дитрих может.
— Как сказать. Он далек от политики…
Вишняков вытащил кисет.
— Курить-то в твоем доме дозволяется?
— Да, да, пожалуйста!
— Так в чем же твой секрет, который должен остаться между нами? — спросил Вишняков, решив кончать беседу.
— Я оказался между двумя силами…
Вишняков хмыкнул:
— В этом секрет?
— За моей спиной оказалась еще одна сила… Я имею в виду урядника и ему подобных…
— Хочешь сказать, что он взрывчатку носит? — спросил Вишняков, закуривая.
— Если бы только это! — схватился за голову Фофа. — Лакейская ненависть…
— Чего тебе от нее страшно?
— Я не хочу видеть и знать. Не хочу!
«Ох, темен, как туз пиковый, — пожалел Вишняков о потраченном времени. — Ясное дело, надо его в банную кладовую».
— Выезд я тебе запрещаю, — сказал он строго. — А насчет урядника — не беспокойсь.
— Урядник может убить тебя…
Вишняков поднял шапку с пола.
— Отведи коней на конный двор. Завтра явишься в Совет.
— Хорошо, Архип, я сделаю так, как ты говоришь.
«Не может соврать, жидковат на крупный обман…»
Вишняков вышел на крыльцо, ожидая, пока Фофа выйдет тоже. «А если соврал?» — вдруг встревожился Вишняков и простоял до тех пор, пока Фофа не отъехал. Справа темнела каменная ограда. Из-за этой ограды свободно можно выстрелить. Урядник, должно быть, ловок в стрельбе, не промахнется на таком расстоянии. А все же о нем не думалось. Фофа упомянул о Дитрихе. Похоже, он его боится больше, чем урядника. Не едет ли этот Дитрих в Казаринку? Что-то Фофа суетится больше обычного…
«А зачем ему предупреждать меня? Чудно…» — удивился своей доверчивости Вишняков и пошел к железнодорожным путям.
Платформы стояли в тупике. Одна, вторая, третья — все одинаковые калеки. Ремонтировать надо — это и без осмотра ясно. А кто ремонтировать будет?
На стрелке слабо светил фонарь. «На омертвевших путях, как свечка в руках покойника…» Вишнякову стало до боли обидно, что изменить он ничего не может. Черт с ним, с этим урядником, пускай стреляет из-за угла, как угодно, лишь бы не видеть, как по пустым колеям ветер таскает снежные валки. Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю здесь не появится ни один поезд. А ведь власть не для того взята, чтобы остановить жизнь.
Кто-то прошел по стрелкам. Мужик крупный, должно быть, — фонарь держит высоко. В поселке четыре таких мужика — Лиликов, Сутолов, Кузьма Ребро и урядник…
Вишняков пошел к стрелкам.
Никого не встретив, он направился в Совет.
Подкинул угля в печку. Зажег лампу. Уселся у огня. В доме — тихо. Тепло и тишина как будто отодвинули в сторону все, что беспокоило. Вишняков стал разглядывать свои истоптанные сапоги. Придется в таких ходить — других никто не сошьет. Пиджачок тоже неважный — надо шинель натягивать. А уж она осточертела за время окопной службы.
В коридоре послышались торопливые шаги. Резко открылась дверь. Вошел Сутолов.
— Урядник сбежал! — сообщил он мрачно.
— Один выехал? — спросил Вишняков, сразу подумав о широких Фофиных санях.
— С семьей будто.
— Та-ак…
— Что будем делать?
— Да и не знаю. Плакать будто не станем.
— Догнать надо!
— Зачем?
— Сволочей нечего отпускать на волю!
— Верно говоришь, — согласился Вишняков, не желая почему-то рассказывать Сутолову, что виделся недавно с Фофой и подозревает, что управляющий уехал вместе с урядником. — На конном дворе лошадей возьмем.
Натянув треух, он вышел на улицу. «Какая выгода Фофе выезжать из Казаринки вместе с урядником? Не связан ли их выезд с появлением Дитриха? Тогда почему урядник забрал семью с собой?..» Метель ярилась, поднимала снежную пелену и сыпала в лицо. Радости мало выбираться верхом в такую погоду в степь. Лучше бы остаться и посидеть возле теплой печки. Скатертью дорога, пускай уезжают. Мало ли чего лучше…
— Давай разными дорогами, — предложил Сутолов, — ты — на Лесную, я — на Громки. Иными путями от нас не выедешь!
Он подстегивал и дергал за уздцы низкорослого жеребчика, распаляя на галоп. «Загонит коня», — пожалел Вишняков.
— Не согласен? — спросил Сутолов.
— Давай, как говоришь! — согласился Вишняков и поскакал в сторону Лесной.
Метель жестче ударила по лицу. Вишняков склонился, почти прилег к косматой гриве. «Не стрельнул из-за Фофиного забора, попытается с саней…» — спокойно, как не о себе, подумал Вишняков. Слева остались тускло мерцающие шахтные фонари. Поселковые дома, тесно стоящие один возле другого, темнели, как беспорядочно разбросанные по лугу копешки сена. Всюду свежие, нетронутые сугробы, тяжелое зимнее безмолвие, словно только и жизни в нем, одиноко скачущем всаднике.
«Ни к чему все это», — думал Вишняков, все дальше уходя от поселка. Он не боялся встречи с урядником. Его все больше злило, что надо вот так бегать по степи, когда черт-те сколько дел в Совете.
Доскакав до Лесной, он спешился, взял коня под уздцы и побрел обратно. На подъеме решил пробежаться, чтобы немного согреться. Вытирая рукавом седло и собираясь садиться на коня, он услышал отдаленный крик:
Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.