Красный отпечаток большого пальца - [34]

— Лихач, гонщик-любитель, — прокомментировал я. — Носится по пустынным улицам, пока город спит. А что, весьма неплохо и, главное, просторно. Интересно, где он сейчас? — Я огляделся, нет ли поблизости велосипедиста, но вокруг было пусто.

— Жители Кингс-Кросс не торопятся ложиться спать, — сказал Торндайк, — даже во втором часу ночи здесь полно неугомонных субъектов. В основном это, как вы понимаете, ночные грабители, которые высматривают вожделенную добычу и бесшумно подкрадываются к ней, словно кошки. Обернитесь вон туда: видите мелькание двух сероватых силуэтов в свете фонаря? Не иначе, это «благородные» джентльмены своего ремесла вышли на охоту.

Не имея никакого желания быть обворованными или попасть в переделку, мы стремительно зашагали от станции по Грейс-Инн, держась западной стороны улицы. Описав дугу, мы пересекали Манчестер-стрит, когда пронзительный вопль впереди сообщил нам о присутствии неподалеку разудалой компании, которую мы разглядели не сразу, потому что ночь выдалась на редкость темной. Крики и смех усилились, и, свернув на Сидмут-стрит, мы заметили с полудюжину бродяг в изрядном подпитии, которые вели себя крайне агрессивно: проходя мимо одной из городских больниц, они остановились и начали бешено колотить в ворота. Выпустив пар и почесав кулаки, буяны перешли на нашу улицу, после чего Торндайк взял меня под руку и замедлил шаг.

— Пусть обгонят нас, — прошептал он. — Уступить хулиганам в это время суток — не трусость, а мудрая предосторожность. Давайте спустимся на Хиткоут-стрит и пересечем Мекленбург-сквер.

— Неужели хулиганы так опасны? — спросил я своего коллегу.

— Очень, — ответил он, когда мы оказались на тихой площади. — Из этой среды происходит масса преступников: от грабителей на большой дороге до наемных убийц. При этом доказать их вину подчас непросто, и какой-нибудь гуманный судья магистрата, который полагает, что ради сохранения разнообразия человеческой популяции следует оберегать даже самых вредных особей, нет-нет да и вынесет оправдательный приговор этим отбросам общества. Впрочем, черт с ними. Вон по Гилфорд-стрит едет велосипедист. Может, это наш энергичный друг со станции? Если так, значит, он удачно проскользнул мимо хулиганов. Молодец!

Едва мы ступили на Даути-стрит, вдали на перекрестке замаячил силуэт велосипедиста, но когда мы достигли Гилфорд-стрит и посмотрели вниз на длинную, освещенную фонарями улицу, он исчез, словно растворился в воздухе.

— Странно, — пожал плечами Торндайк, — куда он делся? Давайте пойдем по Теобальдс-роуд. — И мы двинулись вдоль старинных домов, где наши шаги эхом отдавались от стен, так что мне чудилось, будто нас сопровождает целая толпа. — В этих старых улицах Блумсбери с их увядшим великолепием и благородной обветшалостью заключается нечто патетическое, — добавил Торндайк. — Они напоминают мне немолодую даму высокого происхождения, которая ныне материально стеснена, но пытается держать марку. Ой, что это?

Внезапно сзади раздался шорох, а за ним — звон стекла: кажется, разбилось окно в одном из ближайших домов. Мы замерли, как вкопанные, и несколько секунд стояли, уставившись во тьму; затем Торндайк бросился наискосок через улицу, я — за ним. Когда все это случилось, мы успели пройти ярдов сорок вверх по Джон-стрит и теперь мчались к дальнему углу Генри-стрит. Маленькая улица была пуста, мы опять остановились и прислушались: мертвая тишина.

— Звук донесся отсюда, я уверен, — сказал Торндайк и снова припустил вперед, зазывая меня рукой.

Через несколько ярдов с левой стороны показался переулок, мы нырнули туда и в несколько прыжков достигли конца улицы. Слева, параллельно переулку, тянулся узкий проезд с дощатым тротуаром; добежав до угла и заглянув в проезд, я увидел велосипедиста, бесшумно катившего по направлению к Литтл-Джеймс-стрит.

С громким криком «Держите вора!» я устремился в погоню, но велосипедист рванул вперед, и я понял, что не догоню его. «Странно, — подумал я, — почему он едет так быстро, хотя педали крутит медленно?» В этот миг лучик фонаря выхватил из тьмы огромные колеса, и я узнал велосипед, который мы видели на станции. Беглец свернул на Литтл-Джеймс-стрит и исчез.

Скорость, с которой он передвигался, делала дальнейшее преследование бессмысленным, и я поплелся обратно, едва переводя дыхание и на ходу вытирая пот, — я был весь мокрый от этой беготни. Едва я возвратился на Генри-стрит, из соседнего переулка выскочил Торндайк и коротко спросил:

— Велосипедист?

— Ага, — ответил я, запыхавшись, — удрал. На таких колесах впору умчаться на край света.

— Похоже, он выслеживал нас от станции. Вы не заметили, Джервис, при нем был саквояж или что-нибудь еще?

— Сбоку висела трость, а больше я ничего не разглядел.

— Что за трость?

— Толстая такая, вроде малаккской, кажется, с рукояткой. Я увидел ее в момент вспышки фонаря.

— Велосипед оснащен фонарем? И каким же?

— Как я мог разобрать в кромешной тьме? Фонарь зажегся, когда этот тип поворачивал за угол, но светил очень тускло.

— Небольшое количество масла, накапанного на поверхность стекла, снижает яркость света, — авторитетно произнес мой коллега, — особенно если на дороге пыльно. Кстати, на Джон-стрит вышел какой-то мужчина — наверное, хозяин квартиры, где разбили окно. Давайте подойдем к нему.