«Conflagratam Anno 1677. Fabricatam Anno 1698. Richardo Powell Armiger Thesaurar». Слова, размещенные на четырех панелях, которые образовывали фриз ниже фронтона кирпичной галереи, подытоживали историю одного из высоких домов, расположенных в верхнем конце Кингс-Бенч-уок. Когда я рассеянно прочитал надпись, продолжая восхищаться изысканно выполненной резной кирпичной кладкой и спокойным достоинством здания, в пустой раме галереи появилась фигура, своим париком и старомодным одеянием столь близкая старинным декорациям, что, казалось, она завершала картину; и я задержался, дабы бросить на нее ленивый взгляд. Мужчина остановился в дверном проеме, чтобы перевернуть пачку бумаг, которую держал в руке, и, подняв глаза, встретился со мной взглядом. Мгновение мы безразлично рассматривали друг друга с тем вниманием, которое уделяют друг другу случайные незнакомцы, затем последовала вспышка мгновенного узнавания. Бесстрастное и довольно суровое лицо юриста смягчилось веселой улыбкой, и фигура, отделившись от рамы, спустилась по лестнице, протягивая мне руку в сердечном приветствии.
— Мой дорогой Джервис, — воскликнул он, когда мы тепло пожали друг другу руки, — это восхитительный сюрприз. Как часто я думал о своем старом товарище и гадал, увижу ли я его когда-нибудь снова? И вот! Он здесь, выброшенный на мелководье Иннер-Темпла, как хлеб, пущенный по водам, из крылатого выражения.
— Ваше удивление, доктор Торндайк, ничто по сравнению с моим, — ответил я. — В свое время я простился с респектабельным практикующим врачом, а нахожу его превратившимся в представителя закона, облаченного в парик и мантию.
— Изменения не столь велики, как вы думаете, — рассмеялся в ответ Торндайк. — Гиппократ лишь прячется под мантией Солона[1], как вы поймете, когда я объясню свою метаморфозу, а я сделаю это сегодня же вечером, если вы не связаны никакими обязательствами.
— Вечером я свободен, — сказал я, — и полностью в вашем распоряжении.
— Тогда приходите в семь. Мы съедим по отбивной, выпьем по пинте кларета и обменяемся автобиографиями. Сейчас у меня нет времени, через несколько минут я должен быть в суде.
— Вы проживаете в этой благородной старой галерее? — спросил я его.
— Нет, хотя я очень хочу, чтобы это было так. Моя квартира несколькими этажами ниже — номер шесть «А».
На вершине Миддл-Темпл-лейн мы расстались; Торндайк в развевающейся мантии продолжил свой путь в сторону суда, а я направил стопы к Адам-стрит, излюбленному прибежищу медицинских деятелей.
Нежный звон колокола на Темпле приглушенно сообщил о наступлении семи часов (словно извиняясь за то, что прервал тишину научных занятий), когда я вышел из-под арки Епископского суда и повернул на Кингс-Бенч-уок.
Мощеный тротуар был пуст, если не считать единственной фигуры, медленно расхаживавшей перед входом в здание, и, хотя парик уступил место фетровой шляпе, а мантия — сюртуку, я без труда узнал своего друга.
— Вы по-прежнему пунктуальны до минуты, как в старые добрые времена, — увидев меня, улыбнулся Торндайк. — Теперь я познакомлю вас со своим жилищем. Вот мое скромное пристанище.
Пройдя через главный вход, мы поднялись по каменной лестнице на первый этаж, где оказались лицом к лицу с массивной дверью, на которой белыми буквами было написано имя моего друга.
— Снаружи довольно непривлекательно, — заметил Торндайк, вставляя ключ в замок, — но внутри уютно. — Он толкнул тяжелую дверь и придержал ее, чтобы пропустить меня. — Вы, вероятно, посчитаете, что моя квартира — некая странная смесь, поскольку она сочетает в себе особенности конторы, музея, лаборатории и мастерской.
— И ресторана, — добавил невысокий пожилой человек, сцеживавший кларет из бутылки с помощью стеклянного сифона. — Об этом вы позабыли, доктор.
— Да, Полтон, я забыл, зато вы помните. — Торндайк бросил взгляд в сторону небольшого стола, располагавшегося возле камина и уставленного всем необходимым для нашей трапезы. — Скажите-ка, — снова заговорил он, когда мы осуществили первую стремительную атаку на плоды кулинарных экспериментов Полтона, — что произошло с вами с тех пор, как вы шесть лет назад оставили больницу?
— Моя история короткая, — ответил я с грустью. — В ней нет ничего особенного. Деньги у меня закончились довольно неожиданно. Когда я уплатил взносы за экзамен и регистрацию, мой сейф опустел, и, хотя, без сомнения, диплом врача содержит, говоря словами Джонсона, возможность обогащения для тех, кто не страдает алчностью, на практике есть огромная разница между возможностью и действительностью. Я и в самом деле зарабатывал себе средства к существованию — иногда как ассистент, иногда как временный заместитель. Сейчас у меня нет работы, и мое имя числится в списке ожидающих свободных вакансий.
Торндайк сжал губы и насупился.
— Страшный позор, Джервис, — сказал он некоторое время спустя, — что человек ваших способностей и знаний растрачивает время по мелочам на случайных работах, как полуквалифицированный бездельник.
— Верно, — согласился я, — мои достоинства весьма недооцениваются. Но чего вы хотите, мой ученый собрат? Если бедность идет за вами по пятам и опускает невидимый колпачок на ваш светильник в тридцать тысяч свечей, очень вероятно, что пламя погаснет.
