Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - [27]
Всего же не менее двадцати американцев назвали себя, вступая в интербригаду, актерами, одиннадцать — музыкантами или композиторами. Подавляющее большинство актеров были полупрофессионалами из рабочих трупп. Среди них затесался только один настоящий голливудский актер — Гарольд Смит Хофф. Да, на амплуа «кушать подано», зато «кушать подавал» он в таких фильмах, как «Эйб Линкольн в Иллинойсе» (1940). После мировой войны он вернется к первой профессии плотника, хотя умением привлекать внимание он явно владел. В двадцатиминутном фильме «В бригаде Авраама Линкольна» (реж. Герберт Клайн, Анри Картье-Брессон, 1938) Хофф трижды ухитрился оказаться в кадре.
Актер, композитор и драматург «Конвульсионеров», молодежной труппы Международного рабочего ордена Гарольд Мелофски (Мелоф) организовал на передовой агитбригаду и погиб в бою в сентябре 1937-го. Песня «А теперь все вместе», написанная им для агитпроповского мюзикла, станет гимном Ордена. Двумя месяцами раньше пал «конвульсионер» Эрнест Арион. Роланд Кливленд, участник ФТП и фронтовой врач, Уильям Титус из труппы Civic Players и Морис Блум пропали без вести. Джон Альфонс Дилихенти погибнет в сентябре 1942-го: торговое судно «Мэри Лакенбах», на котором он служил, входило в арктический конвой PQ-18 и было потоплено немецкой торпедой у мыса Нордкап.
Последним из американцев, в последнем бою батальона, 22 сентября 1938-го на реке Эбро, погиб 24-летний Джеймс Ларднер. Брат Ринга Ларднера-младшего не был коммунистом и никогда не бывал в Москве. Одаренный, как и три его брата, литератор, он заведовал парижским бюро New York Herald Tribune.
Его обескураживали некоторые задания Tribune: переводы, переписывание чужих статей и бдения у ворот замка на юге Франции с целью подслушать, в среду или четверг выходит замуж Уоллис Симпсон. Хотя он поговаривал о том, чтобы вступить [в интербригаду] перед тем, как покинул Париж в конце марта 1938-го, я полагаю, он пришел к выводу, что может больше сделать для демократии в Испании как журналист, чем как солдат. Он передумал после того, как сделал длинный, детальный репортаж о сражении между интернационалистами и регулярными войсками фашистской Италии, отослал его в редакцию — а его текст сократили до пары необязательных абзацев, чтобы отдать ведущее место тексту Винсента Шина, автора бестселлеров, который по иронии судьбы стал в Испании ближайшим другом Джима. Реальность доказала Джиму, обладавшему восхитительно логическим умом, что его первоначальный выбор ошибочен. Вопреки настояниям и Шина, и Эрнеста Хемингуэя, с которым он делил купе в поезде «Париж — Барселона», Джим вступил в бригаду Линкольна. А когда командиры, ужаснувшись тому, что противник сможет использовать его гибель, определили его в тыловое подразделение для неудачников, он дезертировал на фронт.
В первом же бою Джим был ранен и провалялся шесть недель в госпитале.
Последний бой он принял в звании капрала, командуя разведывательным патрулем. Приказав подчиненным дождаться его, отправился в одиночку на ничейную полосу, откуда доносился странный шум. Солдаты слышали окрик по-испански, и голос Джима, ответившего тоже по-испански. А затем — пулеметные очереди и взрывы гранат, которых хватило бы, чтобы истребить целый батальон. Тело Джима так и не нашли.
В Испании лишился руки начинающий музыкант и художник-сюрреалист Эдвард Балчовски. После войны (и до самой своей гибели под колесами поезда — возможно, самоубийства) однорукий пианист, виртуозно играющий в ночных клубах, станет живой легендой Чикаго.
Был тяжело ранен Лан Адомян, тот самый участник объединения безработных музыкантов «Симфония без дирижеров» и красного «Коллектива композиторов», которого Джером исключил из партии за смешную задолженность. Сын кантора с Украины, Адомян с начала 1930-х увлекался негритянской музыкой. В Испании он открыл для себя целый континент рабочих и этнических песен, которые привезли с собой волонтеры со всех концов света. Оправившись от ранения, он напишет гимн 6-й дивизии республиканской армии и кантату на стихи Мигеля Эрнандеса.
Тяжелые ранения получил и 22-летний Питер Фрай, участник «Театра действия», ученик Клёрмана и Страсберга. После Испании (и разрыва с компартией в период «пакта») он продолжит свое обучение у Михаила Чехова, а вскоре сам Пискатор пригласит его преподавать в своей нью-йоркской театральной школе.
Самые же тяжелые — душевные — раны получил в Испании человек, сделавший, казалось бы, самую завидную послевоенную карьеру, — Уильям Грэшем. Богемный эксцентрик и коммунист с бородкой а-ля Троцкий отправился в Испанию мстить за друга, павшего под Брунете. Однако за все пятнадцать месяцев службы на зенитной батарее он, по собственным словам, так ни разу не выстрелил. Одним из последних американцев он пересек в 1939 году французскую границу, вернувшись из Испании с туберкулезом (это пустяки), алкогольной зависимостью и роковым душевным надломом. В жанре надлома написан и его первый роман-бестселлер «Аллея кошмаров» (1946).
Грэшем не зря выпытывал у служившего с ним на одной батарее циркача мельчайшие детали быта бродячих артистов. Действие «Аллеи», истории взлета и падения обаятельного бродяги, разворачивается в выморочном мире ярмарок. Герой устраивается в бродячий цирк зазывалой, возвышается, ничем не брезгуя, до статуса медиума, якобы читающего мысли зрителей, затевает жестокое и крупное мошенничество, терпит крах и бесповоротно опускается на ярмарочное дно, обреченный отныне и вовеки веков изображать придурка, отрывающего головы живым цыплятам. Fox отвалил Грэшему шестьдесят тысяч за экранизацию с Тайроном Пауэром и Джоан Блонделл в главных ролях: фильм венчал, как водится, неуместный хэппи-энд.
Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики».
Увлекательная книга культового российского кинокритика Михаила Трофименкова, повествующая о криминальной жизни французской столицы.(задняя сторона обложки)Культовый кинокритик Михаил Трофименков, сотрудник издательского дома «Коммерсантъ», профессиональный историк, удостоенный всех возможных и невозможных наград в области журналистики, в этой книге выступает в неожиданном амплуа. Он открывает читателям опасный, подпольный, призрачный Париж преступлений и заговоров, безумцев-оборотней и бандитов-романтиков.
Документальный роман «Красный нуар Голливуда» рассказывает о политической борьбе, которая велась на «фабрике грез» в 1920–1960‐х годах. Несколько десятилетий Америка жила в страхе перед коммунистическим заговором. Итогом «красной паники» стали «охота на ведьм» и крах Старого Голливуда. Первая часть тетралогии посвящена 1930-м. В задушенном Великой депрессией Голливуде рождается профсоюзное движение. Вслед за тысячами американцев кинематографисты совершают паломничество в СССР. С Бродвея, писать для звукового кино, приезжают красные сценаристы.
Герои этой книги – люди, воплощающие в себе двадцатый век. Те, чьи судьбы стали перекрестьем исторических сюжетов, политических противоречий, идеологических сомнений и духовных поисков века. Наши – Баталов, Бродский, Тихонов, Юрский и многие другие – и зарубежные, среди которых Антониони, Мастроянни, Том Вулф, Хантер Томпсон и десятки других. Калейдоскоп имен и судеб складывается под пером Михаила Трофименкова в портрет века – трагического и величественного. Продолжение бестселлера «XX век представляет. Кадры и кадавры». Содержит нецензурную брань.
НОВАЯ КНИГА знаменитого кинокритика и историка кино, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», удостоенного всех возможных и невозможных наград в области журналистики, посвящена культовым фильмам мирового кинематографа. Почти все эти фильмы не имели особого успеха в прокате, однако стали знаковыми, а их почитание зачастую можно сравнить лишь с религиозным культом. «Казанова» Федерико Феллини, «Малхолланд-драйв» Дэвида Линча, «Дневная красавица» Луиса Бунюэля, величайший фильм Альфреда Хичкока «Головокружение», «Американская ночь» Франсуа Трюффо, «Господин Аркадин» Орсона Уэлсса, великая «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика и его «Широко закрытые глаза», «Седьмая печать» Ингмара Бергмана, «Бегущий по лезвию бритвы» Ридли Скотта, «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони – эти и многие другие культовые фильмы читатель заново (а может быть, и впервые) откроет для себя на страницах этой книги.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.
Правда всегда была, есть и будет первой жертвой любой войны. С момента начала военного конфликта на Донбассе западные масс-медиа начали выстраивать вокруг образа ополченцев самопровозглашенных республик галерею ложных обвинений. Жертвой информационной атаки закономерно стала и Россия. Для того, чтобы тени легли под нужным углом, потребовалось не просто притушить свет истины. Были необходимы удобный повод и жертвы, чья гибель вызвала бы резкий всплеск антироссийской истерии на Западе. Таким поводом стала гибель малайзийского Боинга в небе над Украиной.