Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - [128]
Спасать положение в Голливуд откомандировали Ульрика Белла из заморского кинобюро ДВИ. Сложившиеся у них с Пойнтером рабочие отношения не назвать даже ненавистью. Они буквально не могли друг друга видеть, не то что сидеть рядом на совещаниях. БГК разбил паралич, но в этом не было ничего ужасного, кроме хорошего.
Зубастый Белл, свой человек в военных кругах, зашел Голливуду в тыл. Оценив обстановку, он понял, что службе Пойнтера цензурные полномочия не нужны. Белл просто договорился с военной цензурой о внесении изменений в ее правила. Новый цензурный кодекс от 11 декабря 1942 года запрещал импорт фильмов, демонстрирующих рационирование продуктов питания и иные чрезвычайные экономические меры, безнаказанные преступления и беззакония, трудовые, классовые и расовые конфликты в США после 1917 года. Это был ремейк постановления 1917 года, также запрещавшего импорт фильмов, демонстрировавшх сцены стачек, социальных протестов, нищеты и, что особенно трогательно, домашнего насилия.
Де-факто надобность в Меллетте и Пойнтере отпала, а де-юре с ними расправился Конгресс, весной 1943-го как раз занявшийся проверкой новых федеральных служб. Пойнтер считал, что БГК пало жертвой заговора, организованного мстительным Фрименом вкупе с Уолтером Джорджем и Ричардом Расселом, представителями его родной Джорджии. Эти политические долгожители — Джордж заседал в Вашингтоне 35 лет (1922–1957), а Рассел — 34 года (1937–1971) — никогда и ничем не посрамили репутацию своего штата как цитадели дремучего мракобесия.
Само собой разумеется, Фримен телеграммой заверил сенаторов, что живет и намеревается жить с ДВИ душа в душу. О готовности «жить» конкретно с Пойнтером и Меллеттом он не проронил ни слова.
Конгрессменам не было дела не то что до нюансов, но и до смысла работы ДВИ. Для них это было еще одно вредное изобретение ФДР, возглавляемое такими же коммунистами, как он. Джон Табер (конгрессмен от штата Нью-Йорк) назвал БГК «гаванью, где прячутся уклонисты», а специалист по елизаветинской драматургии Стейрнс — «отдельным штатом социалистической окраски». БГК обвиняли в цензуре и возвеличивании негров. Аллен (Луизиана, естественно), заступаясь за униженную белую расу, кричал: «Господом Богом молю! Позвольте же нам быть едиными в этой стране и покончить с войной!»
Уличали пропагандистов, наконец, в финансовой нечистоплотности. Сенаторов возмутило то, что некто Рискин получает на госслужбе четыре тысячи в год — в два раза больше, чем он получал в Голливуде, на гражданке. Шервуд попробовал уточнить, что на гражданке Рискин получал две тысячи не в год, а в неделю, но сенаторы ему не поверили.
По итогам слушаний бюджет Кинобюро был секвестрирован, а карьера Меллетта и Пойнтера завершена. Домашнее кинобюро возглавил Стэнтон Гриффис (Paramount, естественно), но лишь потому, что формально не упраздненную службу должен же кто-то возглавлять. Вся власть сосредоточилась в руках Белла, военная цензура выполняла его указания.
К концу 1943-го Белл убедил все студии сдавать сценарии на проверку. Paramount, правда, удалось уломать лишь на обсуждение сценариев. Изготовители категории «Б» впали в депрессию: зачастую они приступали к съемкам, не имея законченного сценария. Так, RKO скрывала от ДВИ само существование фильма «Я гуляла с зомби» (1943), пока не получила визу военной цензуры.
В 1943–1944 годах ДВИ рассмотрел 1 210 сценариев (всего в 1942–1945 годах — 1 652). Белл настолько вошел во вкус, что покусился даже на вестерн «Баффало Билл» (1944), но военные цензоры убедили его, что войны с индейцами не проходят по графе ни классовых, ни трудовых конфликтов.
Кульминация творческого сотрудничества Белла со студиями — коррекция сценария самого дорогого голливудского фильма «Вильсон» (1944). Белл объяснил сценаристу Ламару Тротти необходимость отразить в диалогах представление о народе как источнике власти и вырезать вполне реалистические фразы типа: «Вильсон теперь крепко держится в седле и пасет послушный Конгресс».
В финале сценария, еще верного исторической истине, Вильсон горько сожалел, что сопротивление законодателей не позволило США вступить в его детище — Лигу наций, обменяв право на произвол в международных отношениях на статус морального лидера. В исправленной редакции Вильсон с оптимизмом выражал уверенность, что «мечта о мире, объединившемся против бедствий войны, слишком глубоко укоренена в сердце каждого человека».
Вильсон, таким образом, предвидел, что ФДР выпестует ООН. Впрочем, экранный Вильсон образца 1944 года был таким же аватаром ФДР, как экранный Линкольн 1940-го. ДВИ настоятельно рекомендовал «Вильсона» к самому широкому показу в освобожденной Европе.
Военную роль коммунистов высоко оценил старый и принципиальный враг большевизма Макгиннес:
Мы извлекли выгоду из обратного ленд-лиза, поскольку в тот период коммунистические и склонные к коммунизму сценаристы взяли патриотический отпуск. В это время Трамбо под моим общим руководством написал два восхитительных патриотических сценария: «Парень по имени Джо» и «Тридцать секунд над Токио». — КРАД, 22 октября 1947 года
Увлекательная книга культового российского кинокритика Михаила Трофименкова, повествующая о криминальной жизни французской столицы.(задняя сторона обложки)Культовый кинокритик Михаил Трофименков, сотрудник издательского дома «Коммерсантъ», профессиональный историк, удостоенный всех возможных и невозможных наград в области журналистики, в этой книге выступает в неожиданном амплуа. Он открывает читателям опасный, подпольный, призрачный Париж преступлений и заговоров, безумцев-оборотней и бандитов-романтиков.
Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики».
Герои этой книги – люди, воплощающие в себе двадцатый век. Те, чьи судьбы стали перекрестьем исторических сюжетов, политических противоречий, идеологических сомнений и духовных поисков века. Наши – Баталов, Бродский, Тихонов, Юрский и многие другие – и зарубежные, среди которых Антониони, Мастроянни, Том Вулф, Хантер Томпсон и десятки других. Калейдоскоп имен и судеб складывается под пером Михаила Трофименкова в портрет века – трагического и величественного. Продолжение бестселлера «XX век представляет. Кадры и кадавры». Содержит нецензурную брань.
Документальный роман «Красный нуар Голливуда» рассказывает о политической борьбе, которая велась на «фабрике грез» в 1920–1960‐х годах. Несколько десятилетий Америка жила в страхе перед коммунистическим заговором. Итогом «красной паники» стали «охота на ведьм» и крах Старого Голливуда. Первая часть тетралогии посвящена 1930-м. В задушенном Великой депрессией Голливуде рождается профсоюзное движение. Вслед за тысячами американцев кинематографисты совершают паломничество в СССР. С Бродвея, писать для звукового кино, приезжают красные сценаристы.
НОВАЯ КНИГА знаменитого кинокритика и историка кино, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», удостоенного всех возможных и невозможных наград в области журналистики, посвящена культовым фильмам мирового кинематографа. Почти все эти фильмы не имели особого успеха в прокате, однако стали знаковыми, а их почитание зачастую можно сравнить лишь с религиозным культом. «Казанова» Федерико Феллини, «Малхолланд-драйв» Дэвида Линча, «Дневная красавица» Луиса Бунюэля, величайший фильм Альфреда Хичкока «Головокружение», «Американская ночь» Франсуа Трюффо, «Господин Аркадин» Орсона Уэлсса, великая «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика и его «Широко закрытые глаза», «Седьмая печать» Ингмара Бергмана, «Бегущий по лезвию бритвы» Ридли Скотта, «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони – эти и многие другие культовые фильмы читатель заново (а может быть, и впервые) откроет для себя на страницах этой книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Борис Владимирович Марбанов — ученый-историк, автор многих научных и публицистических работ, в которых исследуется и разоблачается антисоветская деятельность ЦРУ США и других шпионско-диверсионных служб империалистических государств. В этой книге разоблачаются операции психологической войны и идеологические диверсии, которые осуществляют в Афганистане шпионские службы Соединенных Штатов Америки и находящаяся у них на содержании антисоветская эмигрантская организация — Народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС).