Красный ледок - [18]
— Ты куда? — задержал председатель сельсовета.
— Бумагу, чернила принесу…
— Не надо, у меня есть.
И заставил меня сесть, подав бумагу и чернила.
Сам же повел собрание дальше.
Я взялся за ручку. Гляжу на бумагу и ничего не вижу. Глаза полны слез, хоть и не плакать, а радоваться надо. Тебе ж люди вон какую честь оказали, протокол писать доверяют, от себя не отталкивают. Делай свое дело и внимательно слушай.
Первым говорил Сергей Григорьевич. Говорил спокойно, сдержанно. Каждая фраза его была грамотная, четкая по смыслу, с ясной, законченной мыслью. Он, держа в руках газету «Звязда» со статьей «Головокружение от успехов», разъяснял самое главное — почему такая статья появилась на свет, против кого и чего она направлена, как, одним словом, все надо понимать. Все-все секретарь райкома разъяснил-. И я сам впервые по-настоящему понял: статья направлена против перегибов, а не против колхозов. Партия призывает сохранять порядок, добровольность, укреплять молодые колхозы, а не разрушать их.
Слушали секретаря райкома ой как внимательно! Но, странное дело, отношения своего никто не высказывал ни словами, ни поведением.
И когда Сергей Григорьевич сказал про наш колхоз, что «колхоз есть и должен быть», некоторые зашевелились на своих местах, да так, что скамейки заскрипели.
— Никто, товарищи, не имел права разбирать обобществленное имущество, так как это уже есть собственность коллективная, общая… Надо всем колхозникам проявить дисциплинированность и все вернуть назад. Если же кто и желает выйти из колхоза — так опять же надо делать это по закону, по существующему у нас порядку — подать заявление и на общем собрании рассмотреть его, принять решение…
И тут кто-то выкрикнул:
— Нас силой загнали…
Секретарь райкома замолчал, посмотрел вокруг, будто спрашивал у всех, так ли это.
Поднялся Игнат Дрозд, он узнал по голосу крикуна и твердо сказал:
— Неправда. Мы всех только уговаривали. А вот ты не нас, а жену свою послушал, записался… А сам, всем это известно, противился… Так и не выкрикивай за всех, как тот петух, едва на забор вскочивши.
В хате послышался легкий смех. Но был он непродолжительным. Сергей Григорьевич, словно ничего и не произошло, продолжал объяснять, как следует поступать дальше, как вести дела колхоза, дела всей деревни. Основным в его выступлении было: беззакония мы не допустим, порядок должен быть во всем.
Когда он сел, установилась что называется мертвая тишина. Ни одного звука не было слышно, даже дыхание притаили, никто не курил, кашлянуть никто не осмеливался.
Председатель собрания, однако, не молчал:
— Может, вопросы есть?
Тишина — как натянутая струна.
— Ну, так кто слово скажет? — спросил снова председатель.
Снова упорное молчание.
Так продолжалось несколько минут. Сидевшие позади, у самых дверей, начали потихоньку выходить.
Председатель сельсовета сказал:
— А убежать, граждане, успеете… Еще первые петухи не пели…
Никто даже не улыбнулся этой шутке.
Тем временем дядя Игнат о чем-то шептался с дядей Пар-феном. Они сидели рядом. Парфен наконец кивнул головой Игнату и поднялся:
— Так я скажу, товарищи. Это значит, про Петручка нашего…
А у меня и сердце заколотилось.
— Он по нашей просьбе прочитал ту газету… Принудили, одним словом, мы его… Ну он и послушался…
— А что тут такого особенного? — переспросил кто-то. — Прочитал, и все, хлопец он грамотный…
— Как это что?.. Или ты с неба, братец, свалился?.. После того чтения кое-кто поработал, чтоб, это самое, колхоз растащить. А вот мальцу приписали какую-то там агитацию… Того — шусь! — и из школы ни за что выключили…
— Это, товарищи, явная ошибка, — заявил Сергей Григорьевич.
А у меня и в глазах посветлело.
Дядя Парфен посмотрел на секретаря райкома и добавил:
— И я так думаю… Ошибка — не иначе… Газету ведь мог и другой кто-либо прочитать нам…
И сел.
— А с колхозом как быть, Парфен Кириллович? — спросил председатель собрания.
— Да подождем немного, — отмахнулся дядя Парфен.
И только мне подумалось, что дело мое не такое уж пропащее, как у самых дверей кто-то громко выкрикнул:
— А колхоз без молокососов обойдется, нашли о чем говорить…
Я узнал, чей это был голос. Выкрикнул тот самый верзила, который встретил меня недавно возле родника и отговаривал идти на колхозное собрание. И тут я не удержался и выпалил ему, прислужнику Короткого:
— Без вас тоже колхоз жить будет!..
По хате, в которой было полно людей, прошел шорох, да такой, будто всех встряхнуло воздушной волной.
А Сергей Григорьевич снова взял слово. Перед этим он что-то тихо шепнул моему дяде Игнату.
— Напрасно некоторые из вас на хлопца все сваливают. Он, как и подобает комсомольцу, делает свое дело… И газету людям надо было прочитать… И если это кому-то не нравится, значит, и все, что мы делаем, таким не по вкусу… Тут говорили про школу. Конечно, там не разобрались во всем как следует, хлопца неизвестно за что обвинили. Это мы поправим…
— А он пускай раньше батьки в пекло не лезет! — это уже не выкрикнул, а громко, отчетливо сказал Макар Короткий.
Сергей Григорьевич выждал какой-то момент и, оглядев всех, добавил, не обратив внимания на слова Короткого:
