Красные виноградники - [7]

как первородный грех,

судьбою или случайностью

неотвратимость тех встреч.

Сломанная дудочка декабря

1. «Когда сгущаются ранние сумерки…»

Когда сгущаются ранние сумерки

и мир погружается в зыбкую тьму,

до боли в ладонях своих сжимающую

ушедшего лета мольбу,

на площадях и в домах загораются

весёлые ёлочные огни.

И снова надежды в сердцах просыпаются

с робкой надеждой,

                       что сбудется всё в эти дни.

2. «Флейта знала, о чём она плакала…»

Флейта знала, о чём она плакала

той шалой буйной весной.

Было сполна по счетам уплачено.

В какой валюте?

                Страданье и боль.

Боль и страданье,

                       да эти промозглые сумерки

без права преддверия января,

да пальцы, сжимающие судорожно

сломанную дудочку декабря.

3. «Сломанная дудочка декабря…»

Сломанная дудочка декабря…

А мороз всё крепчает.

Кто-то ёлку уже наряжает,

и свечи, потрескивая, горят.

Вот-вот в литавры ударит январь:

стынут руки и стынет медь.

над землёю ночь гнусавит, как пономарь,

замусоленный псалтырь диковинных Вед.

Но весело пляшут на ёлках огни

назло беспробудно-долгой зиме.

…Дудочка, робко звучавшая, замрёт вдалеке,

и ты навсегда позабудь о ней.

4. «Кошкой, мурлыкающей на коленях…»

Кошкой, мурлыкающей на коленях,

жалость к себе усмиряет боль.

А летом флейта плакала по ночам,

и была непонятна её тоска.

И тёплая ночь прижималась к нашим ногам

и что-то ласковое шептала нам.

А флейта плакала.

                       но смеялись мы…

И флейты плач, и серебряный смеха звон.

И стояла ночь,

                   но не было тьмы.

Но флейта знала,

                  что мрак и холод придут потом.

Сосулька

Она из света,

она из камня —

вся искрящаяся и голубая.

Слёзы,

невзначай обронённые,

снегом не запорошённые,

схваченные морозом.

Ничейные слёзы.

Голубые стихи

За окошком снег синий-синий.

Это посеревшее небо

отдало ему синеву.

Солнце подслеповатое

облепили снежинки мохнатые,

летящие на луну.

– Скоро лето, – твержу, – скоро лето.

…Зелёное лето спряталось в синем снегу.

Тихий дождь за окном в эту ночь

Росинками – по маковкам церквей;

дробинками – по лицам площадей;

смешинками – в глубокий сон;

пушинками – в тугую влажность крон;

слезинками – в погашенный огонь;

дождинками – в раскрытую ладонь.

Шарик улетел

Дворы – колодцы; улицы – траншеи.

Слепят глазницы окон облака.

Тягучий зной асфальт расправил. Шеи

согнули крыши, и едва-едва

колеблет ветер ретушью ленивой

искусно заштрихованный простор.

Дыханье спёрло. Не хватает ливня.

Да проку нет от редких облаков.

Ну и кого обрадовало солнце

в таком гигантском каменном мешке?

Ту девочку с косичками, быть может,

с воздушным красным шариком в руке.

Она смеётся. Просто нету сладу

с тонюсенькою ниточкой в руке.

Поднялся ветер. Он принёс прохладу.

Вот только жаль, что шарик улетел.

«Раскалённое солнце распласталось…»

Раскалённое солнце распласталось

                                   медузой

над каменным мешком города.

Весь в ожогах от прикосновений

его ядовитых щупалец,

город пытался зализать раны

едва заметным колыханием ветра

и уползти в тень деревьев,

обрубков, лишённых листвы.

«Занесённые песком дороги…»

Занесённые песком дороги…

Только ветры свищут над пустыней.

Погибающий от жажды странник.

…Всё теряется в немыслимом просторе.

Ты ещё не допил этой чаши?

…Красоты нетленной светлый искус…

Господи! почто меня оставил?

Свет небес – высокое искусство

торжества любви. В земной юдоли

постигает путник безыскусный

смысл скитаний. Нестерпимо больно

свет пронзает грозовые тучи.

«Среди степей, под раскалённым небом…»

Среди степей, под раскалённым небом

всё выжжено, и зной слепит глаза.

И солнце жалит беспощадным светом,

как будто разозлённая оса.

Июль увяз в расплавленном асфальте

и задыхается в густой пыли

и духоте измученный. А сверху солнце жалит

большой пчелой. Гудит. Жужжит. Палит.

И степь от солнечных ожогов в язвах:

трава вся выжжена, растрескалась земля.

И небо обожжённое лизали

своими языками тополя;

и в мареве расплавленном калёный,

усталый ветер крылья опустил.

…но и такой, ветрами опалённый,

сожжённый солнцем край, ты сердцу мил.

Пурга

Пошёл колючий мелкий снег.

Мороз дышал. Всё стыло.

Наверно, так гуляет бес.

Закручены стихии

в один сплошной снеговорот.

Спираль. Пружина. Вихрем

полёт снегов. Вновь поворот

меняет ход событий.

Снежинки к небесам взмело

и тихо опускало

то хризантемою-зимой,

то вновь начнёт сначала.

Колючий мелкий-мелкий снег,

и нет пространства. Дали

затмил собою ото всех,

и очи не видали

ни света, ни земли, ни слёз

колючих на колючем

морозе. Ни луны, ни звёзд —

один лишь снег сыпучий.

«Земля вся в царственном убранстве…»

Земля вся в царственном убранстве:

алмазы, ленты, кружева…

Снежинки кружат в лёгком танце

и оседают, не спеша.

Зима, казалось, не наступит,

и после осени – весна

шальные головы закружит

и свет больной сведёт с ума.

Но вот – белейшим покрывалом,

бескрайней, мутной пеленой

снега над зыбкой бездной встали

и укрывают шар земной.

А шар земной – пушинка в бездне

(слегка кружится голова)

летит сквозь смерти и забвенья —

не счесть потерь. И пустота

холодной ясностью предела

вдруг обозначилась. Возник

из тьмы снегов слепяще-белой,

всё озарив, бессмертный лик.

Тусклый свет

1. «И как в бреду, в колеблющемся пламени…»

И как в бреду, в колеблющемся пламени