Красные фонари - [33]

В конском ржанье приступ страсти

Вороной каленой масти.

Конь меж ног, как бы хлыстом,

Охлаждает страсть хвостом.

Но натягивают жилы

Вулканические силы,

Радость ржет, и ржет печаль,

Конь, как дьявол, сатанеет,

Все мгновенно каменеет

И становится как сталь.

Выхлоп, буря, изверженье,

Приступ, ноздри, храп и стон,

И награда за терпенье —

Взлет, астрал, освобожденье

И блаженство облегченья

Сразу в сотни тысяч тонн.

Вот какое содержанье

Я услышал в конском ржанье.

Ю. Любимов

Он жил с азартом дуэлянта,

Бесстрашно дрался с палачом.

В нем мудрость Пушкина и Данте

И шпагой были, и мечом.

Он не сгибал пред властью спину,

Для них он был страшней чумы,

Он не вернулся блудным сыном,

Он был отцом, блудили мы.

И мы, как прежде, виноваты,

Что честным стал считаться вор.

«Нет, все не так, не так, ребята», —

Хрипит Володя до сих пор.

Восстань, «Таганка», стань примером,

Не дай опошлить новый век.

За вашу чистоту и веру —

Седой красивый человек!

Сюжет для большого романа [2]

Конечно, о них сплетничали. Конечно, за ними охотились доморощенные папарацци. Наутро глядишь — в газетке фото: Остроумова и Гафт. Только они тех газет не читали и сплетен тех не слышали. Они летели. Жизнь рванула пять лет назад на пятой скорости — газ в пол! — унося их от прожитых врозь десятилетий, иных любовей-нелюбовей, жен-мужей вперед. О них хочется говорить словами любовной лирики Пастернака. Например, так:

«…О свойствах страсти»

— Ольга, вы когда-нибудь себе объясняли, как получилось: вы с Валентином Иосифовичем, судя по всему, сто лет знакомы, ничего не происходило, и вдруг — раз?!

— Мы не были знакомы…

— Но вы снимались вместе в «Гараже» у Рязанова!

— Ну и что? Мы там даже «здрасьте» друг другу не сказали за все это время. Я, во всяком случае, такого момента не помню.

— Как… У Гафта же там даже реплика была, обращенная к вашей героине. Кажется, «рациональная вы моя»…

— В «Гараже» моя «сверхзадача» была спрятаться за какую-нибудь рептилию, чтобы меня только не видно было!

— Почему?!

— Я стеснялась ужасно. Они для меня были такие актеры огромные. И потом, снобы все. А я кто такая?

— Что значит кто такая?! Тогда ведь уже полмира обрыдалось над судьбой Женьки Комельковой из фильма «А зори здесь тихие», и слава пришла, кинофестивали всякие. Вы же были звездой!

— Да никакой я звездой не была. Во всяком случае, таковой себя не чувствовала. Мне и до сих пор ужасно неловко на разных киношных тусовках. Недавно вот пришлось пойти на кинофестиваль: Оля, дочка, в фильме «Страстной бульвар» снялась в эпизоде. Так, господи, я не знала, куда деться! Ужас! Думала, скорее бы свет погасили, чтобы меня никто не видел! Хотя вроде бы отчего? Ну, наверное, выглядела не так, как хотелось бы. Так что?! Все ведь нормально. Нет, видимо, для того, чтобы по-настоящему быть звездой, мне не хватает каких-то нужных качеств. Я слишком многого боюсь в жизни. Боюсь быть неприличной. Боюсь быть вульгарной. Боюсь быть нетактичной. Боюсь публичности, в конце концов.

Гафт говорит:

— Еще до того, как я был знаком с Олей, я не только приглядывался к этой артистке и женщине. Мне она очень нравилась! Давно. Но я знал, что она занята. И, судя по всему, человек она очень серьезный, верный. Настоящий. Просто начать с ней заигрывать бессмысленно.

Она где-то далеко-далеко от всяких интрижек, фривольных историй. Что это? Недостаток женский? Или воля такая? До сих пор не могу разобраться. Мне кажется, что это просто какое-то чудное дарование, и не надо его тревожить. Бывает такое. При этом красивая женщина, нравящаяся всем. Женщина, от которой вспыхивают. Просто от того, как она проходит мимо. Ее опасно вообще показывать в компании. Потому что она сразу выделяется среди прочих. И это многих раздражает. Семьи может разбить. Нет. Оля удивительная! Поэтому в «Гараже» я, конечно, ее внимательно разглядывал — это было такое светлое пятнышко, которое нельзя не приметить, — но даже не сделал попытки подойти. Отступил, стал искать в ней несуществующие дурные вещи. Убедил себя, что у нее кривые ноги, что не так уж она и хороша. Самоуспокоился… И только спустя двадцать лет, случайно увидев ее по телевизору, я вспыхнул и понял: вот она — моя! Так судьба распорядилась, что мы с ней через несколько дней встретились. Совершенно случайно. На концерте. Вот и все. Я теперь иногда думаю: не дай бог разбудить в ней черты, свойственные всем остальным женщинам. Боюсь, как только это появится — все, я ее и не увижу. Потому что, мне кажется, она достойна гораздо лучшего, чем я. Она потрясающая женщина! А какая она актриса! Вот здесь я могу быть абсолютно объективным, не только как зритель, но и как близкий человек…

«Судьбы скрещенья»

Значит, пишем в романе фразу: «Прошло двадцать лет». И как они жили все эти годы с другими людьми. И как не нам судить, своею жизнью живет человек или нет. Страшно только, если в самом конце он скажет другому: «Я прожил с тобой не свою жизнь». Были дети, роли, быт, у Него — разные жены, у Нее — один «долгоиграющий» муж, от которого она однажды отважилась уйти. И довольно об этом. Она если уходит, то навсегда.

Комплексы, маски, попытки взлететь. Но это такой полет, который предполагает пару… Вот тут как раз и возникла бы дорога. И по ней в числе прочих мчались бы два автомобиля. В красном «жигуленке» за рулем — Она, в синем — Он. Ехала бы компания на чужую дачу. И вдруг они бы запели — Он и Она. Мчались бы по дороге и пели. Вроде «Ой, мороз, мороз». Не важно. А важно, что ангелы там, в поднебесье своем, уже приунывшие, вздохнули бы облегченно: «Ну, слава Богу, кажется, началось».