Красные фонари - [14]

— Здесь не бабы, здесь «станки»,

Здесь завод, цеха, конвейер…

А мы все-таки «совки»,

Даже если мы евреи, —

Я плетусь не чуя ног

И шепчу свой монолог.

— Бляди, вы разделись зря,

Вы мне все до «фонаря»,

Синим пламенем гори

Мне все ваши фонари.

Я б, как Жанночку д'Арк,

Сжег бы этот зоопарк.

Даже трахнуться глазами

Не хочу я в Амстердаме.

Я иду с женой-актрисой,

Слышу звонкий ее голос.

На головке моей лысой

Встал… единственный мой волос.

2006

Муха

Муха бьется о стекло,

Рядышком окно открыто,

Или муху припекло,

Или после менингита.

Ловко делает она

Агрессивные движенья,

Ей свобода не нужна, —

Мухе надобно сраженье.

Муха — лекарь, муха — врач,

Муха делает лекарства,

Муха ябеда, трепач,

Муха «лечит» государство.

Муха борется со злом,

Все печется о народе,

Погибая за стеклом

На жирнющем бутерброде.

Родилась она давно,

Еще в том двадцатом веке,

Но любимое говно

Ищет в каждом человеке.

Михаил Козаков о Гафте

ГАФТ не рифмуется ни с чем Актер об актере: дружеское объяснение в любви

Я припоминаю Школу-студию МХАТ в 1953 году. Вступительные экзамены абитуриентов. Я уж закончил первый курс. Мы, перешедшие на второй, болеем за вновь поступающих. Перед комиссией появляется длинный худой брюнет. Он заметно смущен и не уверен в себе. У него странная фамилия, такая же странная, как он сам, редчайшая, как он сам, каким станет. Читает. Принят. Я болел за этого парня и, кажется, первым сообщаю ему по секрету, что его возьмут. Взяли.

И вот Гафту, как и мне, за 70 лет…

…Грустно. Правда, как посмотреть. Мы с ним актеры-долгожители. Аксакалы. За 50 лет труда Валентин Иосифович настругал столько, что мало не покажется, — известно всей стране. Скажу сразу: я люблю Гафта, как мало кого в моем талантливом поколении. Я его люблю, а не просто ценю или уважаю. За что? И хотя любовь, как известно, необъяснимое чувство, все же попробую что-то объяснить, прояснить хотя бы для себя самого.

Скептик-иронист скажет: да что тут понимать? Они похожи и по типу, и по крови, и по отвратительным характерам. Любя Гафта и объясняясь в любви к нему, Козаков объясняется, в сущности, в любви к себе самому. Что ж, так и есть. Мы ведь любим своих отцов, своих детей, своих братьев. Что ж в этом плохого? Это естественно. Хуже, когда наоборот. Актерское братство — звучит красиво. А на деле? Не случайно день, когда братство собирается в начале сезона, именуют «иудиным днем». Такова уж наша профессия, во многом замешенная на конкурентности и тщеславии, на зависти и тщательно скрываемой фальши в отношениях между собой.

Мы с Валей должны бы особенно настороженно относиться друг к другу именно из-за сходства: как бы претендуем на одни и те же роли — и претендовали, и даже несколько раз их играли. И каплея Гусева в «Валентине и Валентине» Рощина. Он — в «Современнике», я — во МХАТе. Оба репетировали в ефремовской «Чайке» в «Современнике» не подходящую нам обоим роль — управляющего Шамраева. Он сыграл, я — нет. Он и я играли одну роль, правда, в разные временные периоды, в волчковском спектакле «Обыкновенная история» — дядюшку Адуева. Оба могли бы сыграть Воланда, хотя всерьез его сыграть невозможно, как экранизировать весь этот роман. Правда, Гафт все-таки сыграл у Кары в невышедшем фильме. Я, слава богу, нет.

Список сыгранного и несыгранного можно бесконечно длить. Остановлю себя. Нет. Еще один, но важный для моих размышлений пример. Американский драматург Эдвард Олби когда-то в шестидесятых подарил мне изданную по-английски пьесу его авторства «Кто боится Вирджинии Вульф?» и пожелал мне, молодому тогда, сыграть в ней роль Джорджа, когда стану старше. Не сыграл. Сыграл Гафт. Блестяще. Был на премьере и выразил ему мои восторги. Искренне. Придя домой, даже написал на обратной стороне программки… Дабы несведущий читатель понял: был отличный американский фильм по пьесе Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?», где роль Джорджа играл блистательный Ричард Бартен, а стареющую красавицу Марту — признанный секс-символ и звезда кино Элизабет Тейлор. Вульф — Волк, а также переводчик пьесы, шедшей в «Современнике», — Вульф Виталий («Серебряный шар»). Итак:

В роли Тейлор здесь Волчёк,

Вам сравнить охота?

Ричард Бартен — Валя Гафт.

Тонкая работа.

Нам не страшен серый Волк,

Не страшна Волчёк.

Секс особый у нее,

Но про то молчок.

Нам не страшен

Серый Вульф,

Но томит зевота.

Вот такая там идет

На Волков охота.

Эту страсть к дружеским эпиграммам я заимствовал у того же Гафта. Только Валька — классный эпиграммист, а я лишь эпигон. Когда-то он написал про меня эпиграмму, которую очень многие охотно цитировали:

Все знают Мишу Козакова.

Всегда отца, всегда вдовца.

Начала много в нем мужского,

Но в нем мужского нет конца.

Я, впервые услышав ее (кстати, от него самого), вспыхнул — я сразу понял, что она разойдется. Так и случилось. Хотя эпиграмма эта, безусловно, смешна и многозначна, по крайней мере я так ее воспринимаю, я был ославлен на всю страну.

На всех выступлениях отдела пропаганды, связанного со всякими искусствами, меня спрашивали о Валькиной эпиграмме. Однажды я сказал ему: «Валька, ты сделал мне прекрасную рекламу среди женской части населения. Многие, заинтересовавшись, решили проверить правдивость твоего заявления. Спасибо, друг». Однако я предпринял попытку ответа знаменитому эпиграммисту: