— Входите, господин…
Глаз прищурился.
— Любопытный ракурс… перспектива…
В раздражении Лиз сбросила простыню на пол и подбоченилась. Пусть смотрит. Быстрее войдет-быстрее уйдет!
Обладатель глаза немедленно материализовался в комнате.
Среднего роста, плешивый мужичок лет пятидесяти с благостно-изумленным выражением на пьяной морде. Бородка с проседью растрепана. На расстегнутом зеленом камзоле жирные и темные пятна. Ноздри крупного носа хищно раздуваются…
«Накушался и напился. Потянуло к бабам! Хорош, нечего сказать!»
Клиент зажмурил левый глаз и посмотрел на Лиз через дырку в сжатом кулаке правой руки.
— То, что надо!
— Господину помочь раздеться?
Господин махнул свободной рукой, продолжая разглядывать девушку через щель.
Лиз усмехнулась.
— Что вы там увидели, господин?
Пьяненький клиент, наконец, убрал кулак от глаза и по дуге обошел Лиз, разглядывая странно, словно не на голую женщину смотрел, а на статую!
Девушка выпятила грудь. Пусть небольшая, да ладная!
Клиент поморщился. Сел на постель и откинулся на спину, раскинув широко руки раскрытыми ладонями вверх.
Лиз ждала продолжения и дождалась лишь сочные рулады храпа. Она не поверила своим ушам.
«Уснул!!?»
Быстро натянув нижнюю рубашку и юбку, она сунула ножки в растоптанные туфли и быстро спустилась вниз.
Входная дверь заложена брусом. Ставни закрыты. За столом Гюнтер считает деньги, раскладывая столбиками перед собой. Сухие, тонкие губы беззвучно шевелятся.
— Господин Гюнтер…
— Уснул?
— Да. Но…
— Пусть спит до утра.
— А кто он?
— Живописец герцога Умбрийского, из Италики. Епископ переманил к себе. Фрески будет малевать в соборе.
— О-о!
— Будь понежнее с ним, моя птичка, денег у лысого куры не клюют!
Перехватив на кухне у кухарки Магды пару бутербродов и кружку с молоком, Лиз вернулась в свою комнату.
Живописец епископа все также храпел смачно, лежа на спине. Пальцы правой руки еле-еле шевелились, будто чего искали…
Лиз прикорнула рядом, но под храп заснуть не смогла. Пошла к соседке, рыжей Монике.
— Храпит? Вот козел!
— Позволь мне у тебя ночевать. Пожалуйста, миленькая!
— Вот еще! Сейчас мы этого…
— Гюнтер сказал что клиент живописец епископа.
— А хоть и сам епископ!
Лиз перекрестилась.
Моника деловито отправилась в комнату Лиз и сразу приступила к делу-зажала двумя пальцами ноздри клиента.
Важный живописец поперхнулся храпом, зачмокал губами и улегся на правый бок.
— Вот так! Усекла?
— Ага.
— Ложись, спи, Элиза-подлиза!
Закрыв за соседкой дверь, Лиз легла на постель спиной к клиенту, обиженно подумала: «Вовсе не подлиза!»
Сон медленно уходил. Растворялся как ложка меда в бокале чая…
Приснилось что-то хорошее, светлое…
Она пыталась ухватить воспоминание о сне, как мышку за хвостик. Но, сон как мышка, юркнул в норку и не оставил ничего…
Она открыла глаза и замерла.
На расстоянии двух шагов от постели сидел на табурете вчерашний клиент закинув ногу на ногу. На коленях господина квадратный кусок тонкой доски. Левая рука держит доску за край. Правая рука в бесконечном дерганном движении.
Клиент поднял голову. Уже утро пришло. Свет из окна обтекал его голову и Лиз не видела выражения лица.
— Проснулась? А теперь закрой глаза и не двигайся-дай мне закончить.
Лиз закрыла глаза послушно. «Что же он там делает?»
Текли минуты в тишине.
— Господин, мне вскоре потребуется встать…
— Пописать? Еще пару минут терпения, моя красавица.
— Вы рисуете меня?
— Ну ни твой же ночной горшок! Не шевелись!
Лиз тихонько вздохнула.
— Давно ты у Гюнтера?
— Почти два года…
— Дети есть?
— Что вы!
— Ах, да, заклинание бесплодия! На это Гюнтер денег не пожалел, надо полагать. Судя по выговору не местная?
— Наша деревня возле Грюнштадта…
— Ага, беженка! Ну вот, готово!
Лиз открыла глаза. Живописец повернул доску от себя.
На белом шероховатом листе бумаги темно-серые линии сложились в рисунок обнаженной девушки. Безмятежно спящая красавица, длинноногая, с выгнутым дугой бедром и тонкой талией…
— Это я?!
Живописец засмеялся.
— Ты хорошая модель. Я возьму тебя натурщицей. Хочешь?
— А вы не будете со мной…
— Нет, сегодня же воскресенье. Не будем грешить в святой день! — торопливо буркнул живописец.
Он ушел, оставив на табурете золотой дублон.
«Ему не нужна женщина? Он еще не стар… может быть, болен?»
Лиз содрогнулась. Тогда и хорошо что он ее не коснулся!
Воскресенье прошло как обычно. Приятное безделье. Проповедь отца Мартина. Добрые глаза монаха в сетке морщин.
Дублон Лиз спрятала в горшок с геранью на подоконнике. Золото не боится влаги.
Прежде чем спрятать неожиданный дар, девушка изучила монету досконально. В деньгах она уже разбиралась, но золото держала в руках впервые в жизни. С одной стороны монеты гордый профиль императора Иммануила, с другой имперский орел, всклокоченный и злобный.
Лиз вечером сидела у окошка в одной нижней рубашке, поглаживая горшок, хранящий ее сокровище, когда в комнату вошел Гюнтер.
— Одевайся, птичка моя! Мэтр Тоффини прислал за тобой повозку. Поедешь как герцогиня!
Девушка обмерла. Холодок засел под грудью.
— Куда?
— Тоффини — живописец епископа, он выкупил тебя у хозяина. Теперь ты шлюха мэтра! Будешь ублажать его одного, ну может еще подмастерий. Когда вышвырнет за порог — приходи, без куска хлеба не останешься!
