Красное ухо - [30]
Носком ботинка он сердито пинает ни в чем не повинный камень.
Он вернулся в свой скучный, серый город в последний день карнавала перед началом Великого поста. Все бросали конфетти. Ему, вкусившему безудержного африканского веселья, эта пародия на праздник казалась зрелищем удручающим. Сыпавшаяся на головы прохожих красно-сине-зеленая стружка радовала не больше проливного дождя, и мутная весенняя слякоть делалась от нее только вязче и противнее. Улицы были запружены людьми, но казались пустыми. У него язык не поворачивался назвать этих жутких прохожих, эти серые маски «народом».
А что если Белые — это мертвые Черные?
Проходя мимо витрины магазина, он украдкой косится на свое лицо, убеждаясь в том, что его черты выразительны и энергичны и лучшего определения для него просто не придумать. Он бывал в Толомандио, Тьенфале, Морибабугу, Сале, Табакоро, Сирибугу, Зантигиле, Володо, Марке, Кунге, Корокоро, Бле, Тиголе, Йоги, Фанзане, Синзане, Кумуни, Томале, Гуни, Вакоро, Мафейе, Териабугу, Ниамосо, Самане, Янгасо, Н’Гуме, Даклане, Мансаре, в отличие от некоторых.
И кое-где даже не раз.
Он как свои пять пальцев знает Диабугу, Замбугу, Бингедугу, Диалакоробугу, он — Африканец, ему больно смотреть по сторонам, его взгляд повсюду натыкается на стены. Он несдержанно смеется. Его рука не выпускает твоей руки. Сядь же за его стол, испей воды из его чаши, отведай еды из его тарелки, влейся в его танец, отдай ему своих детей на воспитание — он воспитает их как своих собственных. Он — Африканец. Он мужественно переносит свое изгнание, но внутри него все поет: Африка! Африка!
Если так будет продолжаться, у него частенько станут проверять документы и ему придется переселиться в сквот.
«А еще я видел гиппопотамов!» — нахально заявляет он. Его глаза блестят. Словно он усыновил гиппопотаменка. Конечно, он нам его покажет, если попросить понастойчивей. Пока что я держу его в ванне, но это временно. Его мать умерла у меня на глазах. Я дал ей слово, что не брошу малыша. Ее предсмертный стон до сих пор стоит у меня в ушах. Я видел закат Африки в ее закатывающихся зрачках. Это мальчик трех недель от роду.
Он с каждым днем все менее резвый.
А ведь его же еще надо кормить, животное такого размера! Он уже весит сто тридцать кило, а запросы у него растут не по дням, а по часам. Он поглощает немыслимое количество сена. Боюсь, скоро он перестанет умещаться в ванне. Достаточно ему вильнуть хвостом — в квартире потоп. А оставишь его без присмотра, он все переворачивает вверх дном. Соседи недовольны. Но он такой милый, такой забавный. Такой неуклюжий и смешной.
Нет, ничего мы не увидим. Малыш сбежал. Наверно, через канализацию или через окно. Или же через люк, ведущий на чердак, откуда запросто можно выбраться на крышу.
Он делает удивленное лицо каждый раз, когда, топнув ногой, не поднимает облака пыли. Сразу видно, человек еще в Европе не акклиматизировался. «Я был в Африке», — лаконично объясняет он официанту, заметившему, что его долго не было видно, продавцам, уже было считавшим, что он умер. Я был в Африке. Как же мало надо, чтобы утереть им нос.
«А вот в Мали торговаться можно везде», — заявляет он кассирше в супермаркете, которая смотрит на него с искренним сочувствием.
Или это искреннее недоумение? Вообще, надо сказать, он несколько разочарован оказанным ему здесь приемом. Конечно, ему задают вопросы, но он не уверен, что они продиктованы любопытством, а не вежливостью. Потому что те самые люди, которые их задают, как правило, совсем не слушают его ответов — между прочим, предельно четких и обстоятельных, — а если он имеет неосторожность прерваться, чтобы сглотнуть слюну, бесцеремонно пускаются в рассказы о собственных путешествиях.
Неужели они не понимают, что это никому не интересно?
Но самые противные — это те, которые якобы, тоже бывали в Африке. А среди них наиболее отвратительны те немногочисленные элементы, что сразу создают вокруг себя много шума, раздражающе поддакивая всему, что он говорит, перебивают его, лезут во все дыры, комментируя каждое его слово и вешая на уши своих слушателей безобразнейшую лапшу, да еще с таким самодовольным видом, что так и хочется сбить с них спесь, поймав их за нос.
Это — те, которые якобы тоже бывали в Мали.
К нему быстро возвращается дар речи. Он говорит о звездном небе Африки так, словно вернулся с Сатурна. Что касается здешнего звездного неба, он старается на него не смотреть. Пустая трата времени и сплошное разочарование. Он уже видел все, что можно узнать о небе. Астрономия для него пройденный этап. Там, в Мали, звезды совсем не такие, как здесь. То, что мы видим здесь — бледная копия того, что он видел там. Так что ему не имеет смысла задирать голову, рискуя свернуть себе шею, ради этой дешевой бутафории.
Да, ко всему прочему он часто повторяется.
Он тщательно расставляет на полке трех крошечных гиппопотамчиков, не менее тщательно высеченных из зуба более крупной особи. Рядом с ними он ставит эбенового слоника с бамакской ярмарки. Все это так не похоже на дешевые безделушки, которыми кичатся глупые туристы. У него есть и еще один повод для гордости: он так и не купил тогда эту замечательную догонскую дверь, ведь это превратило бы его в циничного расхитителя народного богатства, к тому же даже после ожесточенной торговли цена за дверь значительно превосходила его возможности.
Эрик Шевийяр (род. в 1964 г.) безусловно относится к самым интересным и оригинальным французским писателям последних десятилетий. Блестящий стилист, чьи тексты пронизаны характерным ироническим юмором, он является наследником — при внешней занимательности многих своих текстов — «философствующей» традиции французской прозы.Две публикуемые в настоящем издании книги — «Краба видная туманность» и «Призрак» — представляют собой парадоксальное описание жизни — внешности, привычек, судьбы, поступков — некоего причудливого существа, многострадального Краба.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
Род занятий главного героя, как и его место жительства, — слагаемые переменные: модный фотограф, авиапилот, бармен. Постоянно меняющаяся действительность, поиск точки опоры в вихревых потоках, попытки обрести себя. Эта книга о том, как поймать ветер и что такое сила притяжения, как возникают модные тенденции в фотографии и зарождаются ураганы… как умирает и рождается чувство.Блуждая по лабиринтам своего внутреннего мира, герой попутно исследует мир окружающий, рисуя перед нами живописнейшие картины современного американского общества.Второй роман молодого канадского автора, блестяще встреченный и публикой, и критиками, привлекает «мужским взглядом» на жизнь и яркой образностью языка.
Маргерит Дюрас (настоящее имя – Маргерит Донадье, 1914–1996) – французская писательница, драматург и кинорежиссер – уже почти полвека является одной из самых популярных и читаемых не только во Франции, но и во всем мире. Главная тема ее творчества – бунт против бесцветности будничной жизни. «Краски Востока и проблемы Запада, накал эмоций и холод одиночества – вот полюса, создающие напряжение в ее прозе». Самые известные произведения Дюрас – сценарий ставшего классикой фильма А. Рене «Хиросима, моя любовь» и роман «Любовник» – вершина ее творчества, за который писательница удостоена Гонкуровской премии.
Флориану Зеллеру двадцать четыре года, он преподает литературу и пишет для модных журналов. Его первый роман «Искусственный снег» (2001) получил премию Фонда Ашетт.Роман «Случайные связи» — вторая книга молодого автора, в которой он виртуозно живописует историю взаимоотношений двух молодых людей. Герою двадцать девять лет, он адвокат и пользуется успехом у женщин. Героиня — закомплексованная молоденькая учительница младших классов. Соединив волею чувств, казалось бы, абсолютно несовместимых героев, автор с безупречной психологической точностью препарирует два основных, кардинально разных подхода к жизни, два типа одиночества самодостаточное мужское и страдательное женское.Оригинальное построение романа, его философская и психологическая содержательность в сочетании с изяществом языка делают роман достойным образцом современного «роман д'амур».Написано со вкусом и знанием дела, читать — одно удовольствие.