Красное и черное - [57]

— Что, хорошо это?.. — прибавилъ онъ насмѣшливо укоризненнымъ тономъ, настойчиво обращаясь къ старику.

Дѣдъ Лазарь упрямо тряхнулъ головой.

— Тоже кудлатый, — подмигнулъ мнѣ урядникъ на косматую гриву старика. — Кудлатые заворушились!..

— Конечно, пришлось привезти имъ науку изъ города. Земскій начальникъ созвалъ ихъ на сходъ. Говоритъ: «Снимите шапки». А они: «Самъ прежде сними. Ты одинъ, а насъ много». Тута баринъ Крошинъ заговорилъ съ ними: «Братцы!.. Будемъ по-братски!..» А передній отозвался: «Какой ты мнѣ братъ! У тебя земли не объѣхать, а у меня только подъ избой». — «Ахъ ты!.. Арестовать его!».. Ночью зачинщиковъ перехватали, тринадцать человѣкъ. На утро посадили ихъ на подводы, повезли. Восемь человѣкъ убѣгли. Прибѣжали въ Хрѣновку, опять сочинили шумъ. Кричатъ: «Идемъ отбивать нашихъ братей!»

— Что же вы думаете: побѣгли съ кольями, догнали. Говорятъ имъ драгуны: «Не лѣзьте», а они прутъ. Тутъ ихъ, конечно, пощелкали кнутиками. Изъ ихней партіи стали кричать къ драгунамъ: «Зачѣмъ насъ обижаете? У самихъ небось старики не ѣвши сидятъ!» А унтеръ говоритъ: «За своими смотрите! Не вашъ ли высокій, красноглазый, ночью принесъ списки, кого хватать»…

Староста во все время этого страннаго разговора держался въ сторонѣ и молчалъ. Но при этихъ словахъ урядника лицо его внезапно исказилось судорогой неумолимой ненависти.

— Что, кумъ, морщишься? — наметанный взглядъ урядника немедленно подхватилъ налету выраженіе его лица. — Не любишь?

— Вѣрите, — обратился онъ ко мнѣ, — у того красноглазаго уже сожгли ригу и полдвора… Гадина мужикъ, чертъ съ нимъ.

Староста опять помолчалъ.

— Можетъ и ваша правда, кумъ, — заговорилъ онъ неспѣшно. — Только одного я не понимаю. Хрѣновскіе сочинили шумъ. А крамаевскіе при чемъ? Ихъ за что щелкали?

— Гдѣ тутъ разбирать, — безпечно возразилъ урядникъ. — Пускай не попадаются по дорогѣ. Потомъ, должно-быть, всѣхъ разберутъ, — прибавилъ онъ въ утѣшеніе.

Мнѣ вспомнилось изреченіе католическаго монаха, сказанное еще во время альбигойскаго похода: «Бей всѣхъ кряду. На томъ свѣтѣ Господь разберетъ, кто правъ, кто виноватъ».

— И то сказать, — сентенціозно заключилъ урядникъ, — со смутьянами рядомъ живете, какъ самимъ смутьянами не прослыть…

— Все-жъ таки они пообмякли, — продолжалъ разсказывать урядникъ. — Какъ увезли зачинщиковъ въ другой разъ, больше двадцати человѣкъ, его высокородіе господинъ исправникъ опять созвалъ сходъ, однихъ стариковъ. Проморилъ ихъ часа четыре, потомъ вышелъ да какъ крикнетъ: «Становитесь на колѣни!» Они послушали, встали. «Нѣтъ, говоритъ, не прощу, ни за что не прощу»… Да еще цѣлый часъ продержалъ ихъ на колѣняхъ.

Дѣдъ Лазарь низко опустилъ свою косматую голову.

— А господинъ земскій начальникъ говоритъ: «Окружить бы ихъ со всѣхъ сторонъ да переполосовать всѣхъ кряду, тогда поумнѣли бы». А исправникъ говоритъ: «Я не могу васъ простить, а идите къ своему барину, станьте на колѣни передъ его крыльцомъ. Если онъ проститъ, то и я прощаю». Нечего дѣлать, пошли, стали на колѣни, стояли, стояли… Вышелъ Матвѣй Филиппьевичъ, стали торговаться. Онъ говоритъ: «Что взяли, привезите мнѣ обратно». А они отговариваются.

«Если такъ, — говоритъ, — то въ уплату за сѣно уберите мой хлѣбъ и траву, сколько осталось, скосите и свозите… Такъ, говоритъ, никому убытку не будетъ. У васъ, вѣдь, трудъ не купленный, еще сѣно вамъ даромъ осталось».

— Теперь и жнутъ и косятъ, потомъ повезутъ, — закончилъ урядникъ.

— Повезутъ, — подтвердилъ Лазарь, — только на чьи дворы, — вотъ въ чемъ разговоръ.

— Баринъ изъ части передумалъ, — сообщилъ староста, — половину хлѣба со счета сбросилъ. Теперь легче стало. Сѣно его тоже рублей триста стоило. — Онъ какъ-будто искалъ утѣшенія въ этомъ расчетѣ уменьшенныхъ убытковъ отъ предпріятія хрѣновскихъ «смутьяновъ».

— Нѣтъ, ты скажи, — снова началъ урядникъ, обращаясь къ Лазарю, — что вы о себѣ помышляете? Такая сила стоитъ, можно сказать, башня вавилонская, а вы что можете подѣлать противъ ней? Жалко васъ, слѣпые вы люди.

Лазарь внезапно поднялся съ мѣста и подошелъ къ порогу.

— Гришутка, — крикнулъ онъ, пріотворивъ дверь. — Поди-ка сюда, дай книжку-то, что даве читали.

Черезъ минуту дѣтская рука, принадлежавшая, должно-быть, мальчику лѣтъ 10-ти, просунула въ дверь тоненькую истрепанную листовку и тотчасъ же исчезла. Гришутка стѣснялся войти въ комнату къ большимъ. Лазарь со сосредоточеннымъ видомъ принесъ книжку и положилъ ее на столъ.

— Прочитай-ка, чего написано, — пригласилъ онъ урядника.

Это было одно изъ изданій «Посредника». И въ видѣ девиза на заглавномъ листкѣ было выведено: «Не въ силѣ Богъ, а въ правдѣ».

На столѣ появился самоваръ и далее бутылка водки. Староста молча налилъ три большія рюмки. Въ отношеніяхъ этихъ людей не все для меня было одинаково ясно. Староста и урядникъ называли другъ друга кумовьями. Въ рѣчахъ урядника рядомъ съ насмѣшкой и укоризной проскальзывали своеобразныя соболѣзнующія нотки, и даже самъ «старый смутьянъ» Лазарь, хотя хмурился, но не прекращалъ разговора и не уходилъ прочь.

Урядникъ съ видимымъ удовольствіемъ выпилъ первую рюмку; спутникъ мой сдѣлалъ то же самое. Я отказался наотрѣзъ, и моя рюмка перешла къ старому Лазарю, который послѣ нѣкоторыхъ отнѣкиваній не устоялъ противъ соблазна. Староста ничего не пилъ, но немедленно налилъ опустѣвшія рюмки.