Красное и черное - [52]

I.

Артель

«Да здравствуетъ начальство и Россія, долой расъ публика и студенты. Хохолъ Васка раздутый, скотскій докторъ, ты у насъ не скучай народъ, ты у насъ политикъ не разводи въ читальной. Вы говорите, чтобъ была воля и земля, намъ земли не надо, намъ и это работать не охота. Вы отъ японцевъ взяли много золото, отъ этого вы бунтуети, а если вы въ лѣто разведете холеру, то мы не оставимъ васъ ни одного студента и больницу разобьемъ и всѣхъ докторовъ перебьемъ. Вы всѣ политчики, а Степанъ Васильевичъ, чтобы не ѣздилъ въ Верхорожье, но читалъ курсы и Макосеиха и вся медицына, а то убьемъ всѣхъ васъ. Всѣ вы сволочи, вы наемники, вы все одно японцы, вы враги. Живите тише, не бунтуйте, а то всѣхъ перебьемъ. Если будете бунтовать, мы будемъ бунтовать на васъ, берегись, Васка!»

— Что, нравится?

Произведеніе черносотенной литературы, предъявленное мнѣ ветеринарнымъ врачомъ села Верхорожья, Василіемъ Васильевичемъ Чепурнымъ («Васька раздутый» тожъ), дѣйствительно въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ побивало общій рекордъ. Не довольствуясь японскимъ золотомъ, оно нагло угрожало холерной травлей, требовало закрытія читальни, вечернихъ курсовъ и прочей «политики» и обѣщало генеральное избіеніе.

— Наклеили мнѣ эту штуку ночью на столбъ у воротъ. Видите, буквы печатныя и многія ошибки нарочно сдѣланы, но мы, конечно, знаемъ, кто писалъ. И не угодно ли: пишутъ отъ имени мужиковъ: — Намъ земли не надо, намъ и эту работать не охота…

— Отъ черной сотни житья нѣтъ, — жаловался Василій Васильевичъ, — что ни устроимъ, — мутятъ. Курсы завели въ Верхорожьи, больше ста человѣкъ приходили, другіе пѣшкомъ являлись изъ сосѣдняго села. Сталъ батюшка ѣздить. До тѣхъ поръ ѣздилъ, пока разрѣшеніе отняли.

— А молодые крестьяне стали озлобляться. «Разнесемъ, говорятъ, черную сотню, головы поотрываемъ, камня на камнѣ не оставимъ»…

— Вѣрите, даже моя ветеринарія поперекъ горла у нихъ стоитъ. Первый годъ я завелъ трехъ симментальскихъ быковъ. Шипѣли: «Не надо, не къ чему!». Теперь стали бычки на свѣтъ являться. Иду по деревнѣ, тотъ скажетъ спасибо, другой — спасибо. «Та геть, отвяжитесь! Хиба я ихъ самъ робивъ!» А съ жеребцами земскій начальникъ вмѣшался, поставилъ старшину распоряжаться. Тутъ пошло плодокрадство. За бутылку воровали жеребячью силу. А кровь не оказывалась…

— Есть у насъ совѣтъ библіотечный, помѣщица Мукосѣиха, два учителя, да я вотъ, да человѣкъ тридцать крестьянъ, а они хотятъ закрыть непремѣнно. — «А то они кредитное общество откроютъ», — мы, то-есть. Такое общество имъ ножъ вострый. Кулакъ есть у насъ Ерофеевъ, прозвалъ его Милуша, можетъ каждому безъ мыла въ душу влѣзть. И есть у нашего села общественный лѣсъ. Раньше сдавали его кулаку, а теперь по душамъ раздѣлили, и всѣ получаютъ по сорока рублей за бревна. То онъ и злобствуетъ. Если же намъ открыть кредитное общество, съ кого же онъ будетъ сто на сто драть?

— Милуша даже меня бить похвалялся. Самъ здоровый, сажень ростомъ, да зять бывшій урядникъ. Могутъ поколотить, а у меня револьвера нема. Но только, если ножъ будетъ на столѣ лежать, я и ножомъ пырну.

— Вонъ въ селѣ Сердобинскомъ тоже сельскохозяйственное общество, шестьдесятъ членовъ. Что же вы думаете? Во время ярмарки подбили хулигановъ сдѣлать погромъ. Село большое, торговое; есть хулиганы. Конечно, и парни пристали выпивши. Полиція сперва посмѣивалась, пока разбивали лотки да карусель. А они потомъ за монополію взялись. Приставъ сталъ кричать, да было поздно. Ударили его самого доской по спинѣ, даже доска разлетѣлась, а онъ устоялъ. Стражника — камнемъ. Потомъ разнесли винную лавку…

— Такъ они всю эту штуку хотятъ на это общество свалить. Двухъ членовъ арестовали, которые и водки никогда не пьютъ, и по базару не ходятъ. Но, конечно, у полиціи на самомъ дурномъ счету.

— Теперь народъ въ безпокойствѣ, легко подбить на погромъ. Пожалуй, безъ скандала ни одна ярмарка не обходится. На прошлой недѣлѣ въ Мордовской-Горкѣ тоже ярмарка была. Пьяный мужикъ сталъ ломиться безъ билета въ балаганъ. Его вытолкали. Онъ задѣлъ лицомъ за проволоку и ободралъ себѣ щеку. Собралась толпа. Онъ пощупалъ щеку, а на рукѣ — кровь. — «А, говоритъ, пусть мы будемъ всѣ ровные», — да и мазнулъ сосѣда по лицу кровью, одного, другого… Урядникъ подошелъ — и его кровью, по лицу и по бѣлому кителю. Толпа кровь почуяла и всколыхнулась. Крикъ, бунтъ. Торговцы разбѣжались. Потомъ вернулись къ лоткамъ, а тамъ уже половина товара расхватана.

— Въ селѣ Кататрасѣ постановили чужихъ людей не допущать, поставили у села карантинъ. Въ селѣ Троекуровѣ приговорили газетъ не выписывать. Батюшка не велѣлъ, потому всѣ газеты врутъ. Газеты еретическій соблазнъ. Въ этомъ самомъ селѣ послѣ Цусимскаго боя служили благодарственный молебенъ за русскую морскую побѣду. Батюшка распорядился, а батюшка лучше знаетъ. Въ селѣ Красноярѣ постановили проѣзжихъ бить. Проѣзжалъ учитель на велосипедѣ. Искалѣчили его, теперь лежитъ въ больницѣ.

Помощникъ Чепурного по ветеринарной части, проще говоря, сторожъ при амбулаторіи, прибавляетъ новыя подробности.

— Въ Баклушиной кузнецъ попа обругалъ, а попъ въ набатъ ударилъ. Думали — пожаръ, прибѣжали, а попъ говоритъ: — Бейте этого кузнеца, онъ сана не почитаетъ. — А кузнецъ пьяный.