Красное и черное - [44]

Его бурная душа ощущала, что шествіе это возникло среди землетрясенія и движется вокругъ вулкана, и что каждая новая минута можетъ принести новое разрушеніе и общую кровавую гибель, но чувство данной минуты торжества было оттого еще острѣе и упоительнѣе.

Шествіе шло впередъ. И онъ чувствовалъ, что что бы ни случилось, этого шествія нельзя вернуть назадъ и сдѣлать не бывшимъ, и что даже послѣ гибели отъ него упадетъ широкая красная тѣнь и окраситъ будущее старорусской столицы своимъ яркимъ и густымъ отраженіемъ.

На тротуарахъ за человѣческими цѣпями, тоже волновались несмѣтныя толпы народа. Это были зрители. Здѣсь было больше женщинъ, даже старухъ въ кичкахъ и шаляхъ, торговцы въ картузахъ и сибиркахъ, чиновники съ портфелями, множество случайныхъ прохожихъ, увлеченныхъ общимъ теченіемъ народа, и удерживаемыхъ невиданнымъ зрѣлищемъ. Ибо вся остальная Москва была пуста. На этой улицѣ сегодня сошлось все населеніе Москвы и разбилось пополамъ. Одна половина шла по мостовой вслѣдъ красному знамени. Другая стояла на тротуарахъ внѣ человѣческихъ цѣпей и смотрѣла на процессію.

Ежеминутно съ тротуара сходили люди и подходили къ цѣпямъ, желая пройти внутрь, но ихъ пропускали не безъ затрудненій, ибо послѣ случая на Мясницкой и нѣсколькихъ другихъ въ томъ же родѣ участники процессіи опасались вторженія неизвѣстныхъ провокаторовъ и нарушителей порядка.

Какъ и въ первый день во всѣхъ окнахъ и на балконахъ домовъ были люди. Они махали красными флагами и платками и кричали: «да здравствуетъ свобода!»

Общее настроеніе зрителей на тротуарѣ было удивленное, недоумѣвающее, но тоже сочувственное.

— Дяденька, а дяденька! Кого это хоронятъ?

— Фершала, батюшка!

— А за что ему такая почесть?

— За то, говорятъ, что онъ шибко старался за свободу…

— Отречемся отъ стараго міра!..

Вся толпа пѣла и шла въ ногу.

Сеня и Маша тоже шли въ рядахъ толпы, и пѣли вмѣстѣ съ другими, и ихъ звонкіе дѣтскіе голоса временами выдѣлялись изъ общаго хора, какъ юные альты во время клирнаго пѣнія.

— Сколь хорошо, — сказала Маша, хватаясь за руку товарища и ускоряя шагъ, чтобы не отстать отъ толпы.

— Счастливая смерть!..

— Счастливая, — сказалъ Сенька. — Хочешь, я присягну, что буду вѣкъ свой стоять за свободу.

— И я присягну.

Процессія тянулась мимо перекрестка часъ и другой, какъ человѣческая рѣка, не истощаясь и даже не рѣдѣя, при кликахъ привѣтствія участниковъ и зрителей.

IV.

Развязка

Драгунскій разъѣздъ медленно ѣхалъ впередъ, держа ружья на прицѣлъ и озираясь по сторонамъ. Улица была совершенно безлюдна, какъ будто все населеніе вымерло или провалилось сквозь землю. Окна домовъ смотрѣли тускло и напряженно, какъ немигающіе глаза человѣка, принужденнаго оставаться на мѣстѣ подъ пулями. Многія были закрыты ставнями снаружи или изнутри. Населеніе еще наканунѣ получило приказъ не подходить къ окнамъ подъ страхомъ разстрѣла и теперь пряталось въ заднихъ комнатахъ, съ испугомъ ожидая смертоносныхъ залповъ.

Въ глубинѣ улицы виднѣлся рядъ баррикадъ, но на нихъ никого не было. И вслѣдствіе отсутствія людей казалось, что эти странныя архитектурныя сооруженія существуютъ съ давнихъ поръ и составляютъ такую же неотъемлемую часть улицы, какъ дома и заборы.

Саженяхъ въ ста передъ первой баррикадой, отрядъ остановился. Улица въ разныхъ мѣстахъ была перетянута проволокой и лошади не могли итти дальше. Одинъ драгунъ подъѣхалъ къ первой проволочной линіи и хотѣлъ заставить коня переступить черезъ нее, но конь захрапѣлъ, попятился назадъ и рѣшительно отказался вступить на сомнительную территорію.

Нужно было спѣшиться. Драгуны отъѣхали назадъ къ ближайшему перекрестку, осмотрѣлись по сторонамъ и стали слѣзать съ лошадей. Офицеръ велѣлъ поставить лошадей въ одинъ изъ дворовъ бокового переулка и оставилъ съ ними пять человѣкъ. Остальные двинулись впередъ по направленію къ баррикадамъ.

Нѣсколько человѣкъ перешагнули черезъ первую проволочную линію, какъ будто желали показать самимъ себѣ, что теперь, безъ лошадей, они могутъ легче двигаться въ области загражденій. Впрочемъ, офицеръ тотчасъ же приказалъ срывать и перерѣзать проволоки.

Отрядъ медленно подвигался впередъ, зорко высматривая врага, но врага не было видно.

— Стой! — скомандовалъ офицеръ. — Цѣлься!..

Первый залпъ съ сухимъ щелканьемъ хлопнулъ по баррикадѣ.

— Цѣлься… Пли!..

Второй залпъ, третій, четвертый. Но баррикада молчала, какъ мертвая; только при каждомъ залпѣ щепки, отрываемыя пулями отъ деревянныхъ частей баррикады, съ легкимъ трескомъ отлетали въ сторону.

— Впередъ! — скомандовалъ офицеръ, видя, что баррикада не отвѣчаетъ.

Солдаты бросились впередъ, срѣзывая на ходу проволоки и стараясь поскорѣе перебѣжать мѣсто возможнаго обстрѣла.

На баррикадѣ не было ни души. Впрочемъ и баррикада была совсѣмъ немудреная, почти наивная. Она была сложена на скорую руку изъ срѣзанныхъ телеграфныхъ столбовъ, вывѣсокъ, дворовыхъ калитокъ и даже изъ досокъ и обыкновенныхъ дровъ.

И этотъ пустой и утлый форпостъ революціонныхъ позицій казался солдатамъ опасной и загадочной ловушкой. Они стали торопливо разбрасывать доски и бревна, но такую нескладную баррикаду трудно было даже разрушить и ея основныя части, переброшенныя на другое мѣсто, вырастали такой же неуклюжей и хаотической грудой.