Красное и черное - [40]

— Смотрите, граждане, — кричали они, — вотъ новый подарокъ правительства народу по случаю свободы.

Группы народа стали собираться у коляски.

— Да что же случилось? — спрашивали одни.

— Арестантская карета въ Охранку ѣхала, — объясняли другіе. — Захотѣли освободить арестованныхъ, началась стрѣльба, одну дѣвушку на смерть убили.

Негодованіе толпы однако не зажигалось. Сегодня былъ день перемирія и торжества; боевое настроеніе и гнѣвъ были отложены хотя бы на этотъ одинъ день.

Толпа, убѣжавшая съ площади, однако не разсѣялась. Видя, что никто ее не преслѣдуетъ, она остановилась, потомъ снова двинулась по улицамъ съ пѣніемъ и знаменами. И черезъ полчаса ея ликованіе снова било ключемъ и группы зрителей съ балконовъ и изъ оконъ домовъ заражались ея настроеніемъ и выкликали тѣ же привѣтствія и лозунги.

Сеня и Маша еще долго ходили по улицамъ и, несмотря на голодъ и усталость, не хотѣли вернуться. Съ четырехъ часовъ по полудни толпа пошла по дорогѣ къ таганской тюрьмѣ, повинуясь той же повелительной идеѣ объ освобожденіи арестованныхъ.

— Если не освободимъ, то пропоемъ хоть марсельезу передъ тюрьмой, — говорили въ толпѣ. — Пусть и они узнаютъ, что пришла свобода.

До Таганки было такъ далеко, что дѣти все таки упали духомъ и вернулись съ полдороги. Потомъ разсказывали, что у Таганки сначала была стычка, затѣмъ завязались переговоры и одинъ смѣльчакъ вошелъ въ контору съ краснымъ знаменемъ въ рукахъ, водрузилъ его на столъ рядомъ съ зерцаломъ и потребовалъ освобожденія арестованныхъ. Послѣ нѣкоторыхъ пререканій и переговоровъ по телефону пришло разрѣшеніе выпустить почти всѣхъ. Ихъ вывели въ контору, и человѣкъ съ краснымъ знаменемъ привѣтствовалъ ихъ отъ имени освобожденнаго народа, и даже вручилъ тутъ же старостѣ артели политическихъ револьверъ «Браунингъ», какъ лучшую защиту неприкосновенности личности.

Въ центральной части города радостныя манифестаціи продолжались до поздней ночи, среди уличной темноты, которую не легко было такъ скоро освѣтить. Ибо по случаю свободы десятки тысячъ рабочихъ желали праздновать вмѣстѣ съ другими. И въ томъ числѣ были рабочіе электрическихъ станцій.

И когда дѣти, наконецъ, отправились на свой ночлегъ и проходили Тверскимъ бульваромъ, на противоположной сторонѣ его, въ полной темнотѣ, двигалась плотная масса людей, съ тѣмъ же ликованіемъ, радостнымъ пѣніемъ марсельезы и кликами: да здравствуетъ свобода!

III.

Похороны Баумана

Забастовка кончилась, но по молчаливому соглашенію праздникъ свободы долженъ былъ продолжаться три дня. Первый день былъ свѣтлый и торжественный. Два слѣдующіе были бурные и тревожные, полные распрей и кровавыхъ дракъ.

Толпы манифестантовъ съ красными знаменами продолжали ходить по улицамъ, но въ видѣ противовѣса стали организовываться патріотическія манифестаціи съ портретами и трехцвѣтнымъ флагомъ. Двѣ, три трехцвѣтныя манифестаціи собрались и въ первый день, но онѣ кричали: «ура, свобода!», очевидно, увлеченныя общимъ настроеніемъ или, быть можетъ, еще не получивъ надлежащихъ инструкцій. На улицѣ передавали, что одна трехцвѣтная группа пошла благодарить студентовъ и преклонила свои знамена передъ полуразобранными баррикадами. Но на другой день пришли телеграммы изъ Томска и Одессы, изъ Ярославля и Костромы о подвигахъ вѣрнопреданныхъ контръ-манифестацій и надлежащій патріотическій курсъ опредѣлился.

Составъ «трехцвѣтныхъ» былъ пестрый и сомнительный: какіе то оборванцы и переодѣтые дворники, нѣкоторая часть охотнорядскихъ молодцовъ, нѣсколько ломовыхъ извозчиковъ и другихъ чернорабочихъ. Дѣятельнѣе всѣхъ были агенты «охранки», которые, въ виду манифеста и амнистіи, внезапно остались безъ занятій и должны были во что бы то ни стало найти себѣ новое поле дѣятельности. Они старались вовсю и не жалѣли собственныхъ волосъ, затѣвая драку.

Первыя встрѣчи красныхъ и трехцвѣтныхъ проходили мирно. Потомъ начались стычки, но онѣ кончились бѣгствомъ трехцвѣтныхъ, ихъ было мало, жалкія сотни противъ десятковъ тысячъ. Тогда черные b трехцвѣтные элементы разсѣялись и начали партизанскую войну. Въ разныхъ концахъ города произошли нападенія патріотическихъ группъ то на прохожаго студента, то на любого молодого, штатскаго, прилично одѣтаго человѣка.

Ярославскіе и тверскіе успѣхи вызывали соревнованіе. По городу стали ходить слухи то о погромѣ еврейскихъ лавокъ, то объ истребленіи крамольной интеллигенціи. Агитація въ этомъ родѣ велась почти открыто. На перекресткахъ можно было встрѣчать необычныя группы оборванцевъ въ серьезномъ собесѣдованіи съ городовымъ, или съ помощникомъ пристава, который по своему объяснялъ имъ значеніе манифеста 17-го октября.

Говорили о томъ, что въ участкахъ раздаютъ оружіе, что митрополитъ созываетъ собранія «монархистовъ» для крестоваго похода противъ крамольниковъ. «Московскія Вѣдомости» и «День» печатали воззванія, приглашавшія «патріотовъ» собираться на площадь и организовать боевыя сотни для борьбы съ крамолой.

Надъ городомъ снова повисла темная туча. Назначались даже сроки для избіенія. Напримѣръ, указывали, что въ ближайшую ночь нападутъ на домъ Элькинда на Никитской улицѣ. Говорили, что существуютъ списки квартиръ, подлежащихъ избіенію.