Красное и черное - [13]

На улицѣ раздался слабый звонъ оружія и стукъ копытъ. Мимо опять проѣзжалъ казачій патруль. Небольшая группа школьниковъ вышла изъ воротъ и пошла по панели. Казаки тихо ѣхали по мостовой почти рядомъ.

— Посмотрите на нихъ, — сказалъ Миша, и даже замедлилъ шагъ.

Онъ ощущалъ странное чувство, какъ будто выскочилъ изъ бани и внезапно попалъ въ холодную воду. Школьная республика слишкомъ отличалась по своему настроенію отъ этой петербургской улицы. Четверть часа тому назадъ ихъ было пятьсотъ въ школѣ и имъ казалось, что они главные рѣшители судебъ человѣчества. А здѣсь они уже разбрелись въ разныя стороны и почти не были замѣтны. Улица продолжала жить своей обычной жизнью, не обращая на нихъ вниманія. Также горѣли фонари, по угламъ стояли городовые, пьяный, балансируя руками, переходилъ черезъ дорогу. Два извозчика спали на козлахъ у бѣлаго большого дома. Улицѣ какъ будто не было никакого дѣла до надеждъ и волненій Миши и его сверстниковъ.

Но казачій патруль, ѣхавшій рядомъ по мостовой, нарушалъ иллюзію спокойствія. Эти люди были совершенно чужіе улицѣ, даже лица у нихъ были, какого-то нездѣшняго вида, съ смуглыми щеками и круглыми черными бородами. Это были кубанцы, недавно призванные въ столицу прямо изъ станицъ и еще не успѣвшіе утратить своего деревенскаго загара. Про нихъ передавали на тракту, что они даже говорятъ по иному и безъ разбора разсматриваютъ всѣхъ вообще жителей Петербурга, какъ людей другой породы, враговъ и бунтовщиковъ.

Миша невольно сравнивалъ своихъ товарищей съ этими вооруженными всадниками. Они, дѣйствительно, казались принадлежащими къ двумъ различнымъ породамъ людей. Товарищи его были мелкіе, маловнушительные, обычнаго недокормленнаго типа столичныхъ мастеровыхъ, а эти были всѣ здоровые, рослые, какъ на подборъ. Каждый изъ нихъ имѣлъ при себѣ саблю, нагайку, ружье за плечами, а товарищи Миши были совершенно безоружны. Не мудрено, что они такъ скромно жались по панели и спѣшили уходить въ переулки, въ то время какъ эти гордо ѣхали серединою шоссе. Но сила этихъ всадниковъ не выросла изъ петербургской мостовой. Съ своей чужеземной наружностью и высокими, черными лошадьми они выглядѣли какъ кочевники, призванные изъ далекихъ степей для покоренія Петербурга. И самая тишина и спокойствіе этой каменной улицы внушали увѣренность, что рано или поздно имъ придется убраться обратно, предоставивъ жителямъ столицы собственными усиліями рѣшать свои споры и свою судьбу.

Остановка паровой конки была немного подальше, у Ивановскаго завода. Здѣсь дожидалась уже цѣлая группа ожидающихъ, но красный глазъ локомотива все не показывался изъ-за поворота дороги.

— Пойдемте къ нему на встрѣчу! — предложила Елена.

Они пошли вдаль линіи рельсъ, но за ними никто не послѣдовалъ. Двойное путешествіе черезъ весь Петербургъ отбивало охоту отъ всякихъ дальнѣйшихъ прогулокъ.

— Мнѣ девятнадцать лѣтъ, — говорила Елена, — я учусь въ Парижѣ.

— А хорошо за границей? — немедленно спросилъ Миша.

— Нѣтъ, сиротливо! — сказала Елена, — они насъ не понимаютъ, а мы ихъ.

— Но я думаю, возможно научиться, — сказалъ Миша сдержанно и съ нѣкоторымъ удивленіемъ.

— Я не о языкѣ, а о душѣ. Они совсѣмъ другіе, отъ насъ отличные. Все у нихъ взвѣшено, измѣрено.

— Измѣрять, это полезно, — сказалъ Миша такъ же сдержанно. — Въ каждомъ дѣлѣ годится.

Какъ многіе молодые рабочіе, Миша мечталъ о томъ, чтобы подняться повыше. До 21 года онъ помышлялъ объ экзаменѣ на аттестатъ зрѣлости, даже пробовалъ откладывать деньги, чтобы потомъ начать готовиться. Потомъ, когда онъ сталъ старше, эта мечта отошла въ сторону, и вмѣсто нея явилась другая — о заграничной поѣздкѣ. Онъ даже сталъ изучать нѣмецкій языкъ и по ночамъ списывалъ въ тетрадку переводы изъ учебника.

Теперь Россія внезапно приковала его къ себѣ желѣзными путами и ему казалось уже, что у него никогда не хватитъ силъ уѣхать даже изъ этого предмѣстья, забродившаго новою надеждой. Но мечта объ Европѣ осталась въ его душѣ, какъ отдаленный и недоступный соблазнъ. Миша хотѣлъ искать въ Европѣ не новыхъ настроеній, а прежде всего знанія, науки, лучшихъ и болѣе дѣйствительныхъ методовъ труда и борьбы. Поэтому неодобрительный отзывъ Елены показался ему странной и малопонятной причудой.

— Я не люблю ни размѣрять, ни взвѣшивать, — сказала Елена. — Я дѣйствую сразу, по вдохновенію. Нравится — ладно, не нравится — также.

— Кумъ такъ кумъ, а то и ребенка объ полъ, — подтвердилъ Миша.

— Какъ вы сказали?.. — засмѣялась дѣвушка. — Но довольно обо мнѣ. А вы кто такой, — скажите.

— Я токарь по желѣзу, — сказалъ Миша скромно. — Работаю на Череповскомъ заводѣ.

— А какъ вы… — спросила Елена и запнулась. Она не даромъ говорила о себѣ, что дѣйствуетъ сразу. И теперь ей жадно хотѣлось уловить самую сущность души этого удивительнаго молодого человѣка, который работалъ на заводѣ, а думалъ и говорилъ, какъ интеллигентный человѣкъ.

— Какъ вы росли? — докончила она.

— Я сирота, — сказалъ Миша, — безъ отца, безъ матери.

— Долго разсказывать, — прервалъ онъ самъ себя, — послѣ когда-нибудь разскажу.

— Разскажите теперь, — стремительно заговорила Елена, хватая его за руки, — вонъ, дождикъ идетъ, зайдемъ подъ навѣсъ.