Красная волчица - [7]

В окно осторожно заглянул рассвет. Поморов зарядил ружье, вышел из дома, а к двери поставил палочку (здесь не знают замков, палочка означает, что в доме нет никого), и направился к лесу.

Деревня утопала в густом тумане. Где-то басовито горланил петух, мычала корова, с реки доносился стук — кто-то вычерпывал воду из лодки.

В лесу было еще сумрачно. Терпко пахло свиным багульником. В наволоке[9] клокотала тетеря, собирая птенцов на кормежку. У тропинки на тонкую листвянку сел дятел, ударил по стволу граненым клювом, деревце вздрогнуло, на Поморова дождем сыпанула роса.

— Фу, черт — пробурчал Поморов. — Места тебе больше не нашлось.

Дятел оглянулся на голос, с шумом снялся и перелетел на другое дерево.

На Матвеевой горе Поморова встретило солнце. Обняв полнеба пламенем, оно выплеснуло поток холодного света на землю. На ветках заискрилась роса. Над рекой, которая хорошо была видна с хребта, качнулся туман и пополз в распадок. Будто из-под облака вынырнула деревня. Ее дома стрижиными гнездами были налеплены вдоль берега. Чуть поодаль, у опушки леса, стояла школа.

Первый год Поморов преподавал в старой избе, но на другой год таежники выстроили хорошую школу и домик ему для жилья, снабжали продуктами. Часто он даже не знал, кто это делал. Придет в кладовую, а там лежит стегно мяса или стоит бочонок рыбы, чуман[10] с ягодой. Женщины приходили мыть полы и белить.

Поморов как-то сказал Степану: «Кому-то я должен платить за продукты и работу». Тот нахмурился: «Ты брось счеты сводить, Учи хорошо ребятишек, из нашего брата темноту выгоняй, а в остальном — не твоя печаль».

На стоянку эвенков Поморов пришел в полдень. Возле чумов горели костры, в медных котлах варилось мясо. Эвенки в засаленных ровдужных платьях орудовали большими деревянными поварешками. У некоторых юрт в зыбках лежали младенцы.

В стороне, в окружении ребят, с пальмой в руках стоял Кайнача. Вот он подал пальму Урукону. Мальчик взмахнул ею и опустил на ствол сосенки. Пальма вырвалась у него из рук и упала на землю. Ребята засмеялись. Кайнача поднял ее и одним взмахом, как соломинку, срубил сосенку. А пока она падала, перерубил ее еще в двух местах. Ребята закричали в восторге.

— Box это да! — вскрикнул Поморов.

Почуяв чужого, на него с лаем бросились собаки. И тотчас рядом с учителем оказался Кайнача, он крикнул, взмахнул пальмой, и собаки нехотя поплелись к чумам.

— Учитель! Здравствуй, бойё.

— Здравствуй, Кайнача. Ох и ловко ты орудуешь пальмой.

Кайнача заулыбался.

— Ребятишек учу. Без пальмы охотнику в лесу худо. Чем медведя колоть будет? Как дрова рубить? Худые ребятишки: ничего не понимают, как палку пальму держат. Медведь таких охотников давить будет, — сердито заключил Кайнача.

— Научатся, — успокоил его Поморов. — Пойдем посмотрим, как твои сородичи живут.

Они шли по стойбищу от чума к чуму. В каждом дымился костер, варился чай или похлебка, тут же сушились одежда, портянки, обувь. Люди были грязные, не мылись годами, хотя рядом, под бором, покоилось родниковое озеро.

Вошли в чум Ятоки и точно попали в другой мир. Земляной пол устлан оленьими шкурами, а на белой, медвежьей, сидит хозяйка. Над ее головой на шелковой нитке висит чучело Делаки, основателя рода.

— Добрый день, Ятока.

— Здравствуй, учитель русских. Садись, — пригласила Ятока.

— Почему только русских? Я всех учу. Советская власть велит всем учиться. За тем я и пришел. Надо собрать людей, говорить буду.

— Куда торопишься? В гости пришел, надо чай пить.

Ятока положила перед Поморовым с Кайначей небольшие доски, с улицы принесла чайник и в деревянной чашке куски дымящегося мяса. Нарезала хлеб. Поставила соль. Поморов украдкой поглядывал на Ятоку.

— Пошто учитель не ест? — спросила Ятока.

— Спасибо. Я думал, ты ничего делать не умеешь,

— Почему? — Ятока скосила на него черные глаза.

— Шаманка. И богатство такое.

— Учитель плохо думал. Ятока все умеет делать: oxoтиться, шкуры делать, одежду шить, чум ставить.

— И белого медведя сама добывала? На север, к морю ходила? — Поморов кивнул на белую медвежью шкуру.

Ятока удивленно подняла тонкие брови.

— Пошто к морям? Это лесной медведь. Он князь у зверей. Какой род такую шкуру имеет — сильный род, его все звери почитают и дают добычу.

— А я и не знал, что белые медведи в лесах водятся.

— Шибко мало есть. Один хозяин медведей помирает — другой приходит. Его все звери охраняют. Людям не показывают.

— Интересно. А вы долго думаете здесь пробыть?

— Нет. Нам надо порох, дробь, муку, материю. Осенью охотиться будем. Далёко пойдем. В гольцы. К Седому Буркалу.

— Дробь, порох есть. В Госторге у Дмитрия Воронова получите. А вот ткани маловато.

После обеда Поморов с Ятокой вышли из чума, присели под деревом. Через несколько минут к ним собралось все население стойбища. Мужчины во главе с седым и костлявым стариком Согдямо сели впереди, за ними — женщины, а только уж потом девушки.

— Ты еще не женился? — спросил Поморов Кайначу.

— В своем роде нельзя. Шаманка запрещает. Зимой пойдем к Холодной реке, там жену брать будем.

— Это почему? — удивился Поморов. — Никто не может запретить любить, — Поморов посмотрел на рядом сидящую Ятоку.