Крах - [11]

— Ради всего святого, ему двадцать пять.

— Вот-вот, этого слишком мало.

— Мы были еще моложе, когда поженились.

— Тогда все в порядке. Итак, он не слишком молод. Но Анна ему не подходит. Я совершенно убежден в этом.

— Ну ладно, мы оба совершенно уверены. Эта ситуация не слишком хороша для нас, не правда ли? Нам девушка не нравится. Мартин ее любит.

Она насмешливо взглянула на меня.

— Разумеется, я предполагала, что тебе она не понравится. Но если вдуматься, ты никогда по-настоящему не высказывал своего мнения… серьезного мнения… или я не права?

Я взглянул ей прямо в лицо.

— Мне кажется, я не слишком задумывался об этом. Сожалею.

— Теперь тебе придется начать думать, мой дорогой. Или прежде, чем поймешь, на каком ты свете, прежде, чем успеешь составить мнение о ней, она окажется твоей невесткой.

Она подозрительно вглядывалась в меня. Я пытался выдавить улыбку. Несомненно, мое лицо могло предательски выдать меня.

— Подумай об этом, — проговорила она. — Я чувствую, что ты должен поговорить с Мартином по возможности скорее — как мужчина с мужчиной. Обдумай, что сказать.

— Хорошо, я поговорю.

— Это можно сделать между твоими встречами в Брюсселе. О некоторых вещах проще думается вне привычного окружения.

Обсуждение подошло к концу.

— Я отправляюсь в Хартли во вторник вечером, если у тебя все будет в порядке. Салли может поехать поездом с утра в пятницу.

— Да. В пятницу первым делом я отправлю ее.

— А теперь давай обедать. Хватит разговоров о детях с их романами. Лучше поговорим о летнем отдыхе.

15

Отчаяние, заставившее меня покинуть Брюссель и ночным поездом уехать в Париж, накатило от ужаса, что я могу никогда не увидеть ее. Мне это было необходимо. Чтобы жить, я знал, что должен увидеться с Анной.

Разве я не планировал этого? Я обманом заставил Ингрид назвать их отель. Был ли я на самом деле истощен неподвластными мне силами? Или был в тайном сговоре о каком-то необходимом, рассчитанном на долгий срок, уничтожении. Колеса поезда, ритмично размалывающие мили из Брюсселя в забвении, обладали неумолимостью некой великой машины судьбы.

Парижский утренний воздух, казалось, дышал деревенским праздником. Каждый знал свою мелодию и вступал в оркестр как раз вовремя. Я сидел в café и пил кофе с круассонами. Потом, как бы рисуя в голове карту, прогуливался по соседним улицам и постепенно приблизился к L'Hôtel. Я следил и ждал, внимательно глядя на часы. Я поклялся себе, что не позвоню до девяти.

Я вспомнил, Анна говорила, что оставляет все распоряжения. Итак, я рискнул.

— Madam Barton, s'il plaît.

— Un moment. Ne quittez pas[3].

Служитель отеля соединил меня.

— Алло. Идите до конца улицы. Поверните на улицу Жака Калло, справа от улицы де Сен.

— Oui, bien. Merci[4].

Все оказалось так просто. Я дрожал от радости и исступленного желания. Песенка из детства зазвучала в моей голове. «Безумное чудо и чудная страсть».

Мое лицо маньяка отпугнуло прохожего, когда я проходил мимо киоска. Я попытался собрать искаженные черты. Сжал руками скулы и вспомнил, что небрит. О чем это — безумное чудо и чудная страсть? Я испытывал нечто вроде бешенства. И о да, чудную страсть!

Я прислонился к стене и оглядывался по сторонам в поисках укромного места, где мог бы овладеть ею. Я не мог не совершить этого.

В девять тридцать я заметил ее голову, мелькнувшую в толпе. Она соскочила с тротуара, обгоняя идущую впереди пару, и побежала ко мне. Я потянул ее вниз по аллее и толкнул к стене. Кинулся на нее. Мои руки распластались по стене, мои ноги — все мое тело было вдавлено в ее тело. Мое лицо и рот кусали и царапали ее губы, кожу, веки. Я целовал тонкий пробор. Моя рука, сорвавшись со стены, удержала ее за волосы. Я задыхался: «Хочу тебя». Юбка соскользнула, наполовину обнажив тело, и я мгновенно воспользовался этим. «Я знаю, я знаю», — шептала она. Через минуту все было кончено.

Кто-то повернул в конце аллеи, направившись в другую сторону. Я был счастлив опять. Мы обладали друг другом, Анна и я, сохранив видимость любовников, сплетенных в объятии. В тот день в Париже я был прощен.

Она привела в порядок свою одежду, расправила смятую юбку. Из сумки вынула панталоны и, улыбнувшись неожиданно по-девичьи, натянула их.

Я смотрел на нее и беззвучно кричал:

— О Анна, Анна, я должен обладать тобою.

— Я знаю, — снова шевелились ее губы: — Я знаю.

Я рыдал. Так случилось со мной, я не мог даже вспомнить себя плачущим. Этого просто никогда не было.

— Теперь я должна вернуться, — твердо произнесла она.

— Да. Да, конечно. Как тебе удалось выбраться? Как ты объяснила?

— Я уже говорила тебе однажды, Мартин не задает мне вопросов. Я сказала, что хочу немного погулять. В одиночестве. — Она усмехнулась.

— Какой властью ты обладаешь!

— Я полагаю, да. Но вы оба сами пришли ко мне. Я не искала вас.

— Разве ты не остановила никого из нас?

— Нет. Я должна идти.

— Я думал, ты сказала, что он ни о чем не спрашивает тебя.

— Да. Это своего рода договор. Может быть, даже сделка. Я стараюсь не злоупотреблять этим. Пока.

— Анна. Что ты собираешься делать сегодня? Куда ты?

— Мне нужно идти. Действительно нужно. Мы с Мартином хотели вернуться в понедельник вечером. Ты не должен оставаться в Париже. Я знаю, чего ты хочешь… собираешься следовать за нами. Поезжай домой. Прошу тебя.