Краденый город - [20]

Таню задел его тон. Она бесшумно поставила тяжелый таз. Скользнула к самой двери. Увидела, как мужчина в сапогах и пиджаке стоит над красноватыми кусками. Радости на его лице не наблюдалось.

– Чтоб духу этого мяса здесь не было! – сурово велел он. Но так, чтобы за стенкой не услышали.

– Так ведь припасы… – вякнула неандертальская соседка.

– Припасы?! – вознегодовал Пиджак. Таня решила, что муж. – Ты что, радио не слушаешь? Глухая ты, что ли? В Ленинграде полно продовольствия! Ленинград защищен! Припасы делаешь – значит, сеешь в городе антисоветскую панику! А панику сеять – это статья.

Неужели он имел в виду, что про соседку с ее ногой напишут в газете? В последнее время печаталось много статей про диверсантов, которые пробирались в город, чтобы подавать сигналы немецким самолетам. Но писать в газете про какую-то коровью ногу? Таня закатила глаза.

И тут взгляд ее упал на картину. Что-то серенькое, мутное. Тане показалось, что картина тоже посмотрела на нее.

Сапоги заскрипели и двинулись к двери. Таня поспешно схватила таз и ринулась в свою комнату, удерживая на бегу бушующее море клейстера.

Сосед высунулся в коридор, но там было уже пусто и тихо.

Тетя Вера стояла на подоконнике, Таня подавала ей мокрую бумажную ленту, с которой капал клейстер. Бобка отправлял в таз следующую, сухую, притапливал ее пальцем, вылавливал, протягивал Шурке. К Шурке уже тянула руки Таня. Работать конвейером Форда оказалось гораздо сподручнее.

Шурка как раз держал этого капающего плоского червя, когда в дверь стукнули и просунулась голова с низким лобиком и с выпуклыми, мощными бровями.

– А вы все работаете? – весело заговорила голова. – А у меня котлеты скоро будут. И пирожки с мясом. И колбаски. И отбивные. Приходите, посидим, поедим, еды – во! – натужно улыбалась она.

– Спасибо, ну что вы, – принялась отказываться тетя Вера. – Да у нас и времени нет рассиживаться. Вот окна заклеим и уйдем.

Соседка побледнела, замахала руками.

– Ни-ни! Не выпущу, пока не накормлю! Котлетки! Колбаски! И пирожки с мясом! – завопила она. – Я быстро сварганю! Все приходите!

И Таня, Шурка, Бобка, тетя Вера услышали, как она кричит во все двери поочередно:

– Всех угощаю! Мы же соседи! Советские люди! Друг другу помогаем! Верно я говорю?

Тетя Вера встретилась с Таниным взглядом.

– Бывают добрые люди, – сказала она.

И нахмурилась. Тетя Вера не любила врать.

– Понимаешь, Таня, – поправилась, – иногда люди делают плохие вещи из добрых побуждений – и наоборот. Мы с тобой про нее ничего не знаем. Может, она добрая. А может, хотела убрать мясо в ледник и обнаружила, что лед растаял или коты туда забрались.

Таня ничего не сказала.

– Или крысы, – добавила тетя Вера.

– Пирожки? – с интересом уточнил Бобка. Он сразу почувствовал, как живот булькнул: да-да, пирожки!

– Все равно в результате она угощает всех соседей и даже совершенно незнакомых ей людей. И это хороший поступок. Понимаешь?

А Таня подумала: «Хорошо, что это не наша квартира». Хотелось поскорее отсюда уйти.

– Не пущу! Голодными не выпущу! – радушно кричала Коровья Нога (так Таня мысленно прозвала соседку).

На «котлетки, колбаски, пирожки» сошлась вся квартира. Сгрудились на общей кухне. В середине составили несколько столов.

Соседка с короткой стрижкой и в очках, похожая на учительницу, высматривала что-то на блюде с пирожками, а потом спросила:

– Это гигиенично? Мясо точно прожарено? В нем нет цепней?

Таня узнала голос: это она недавно кричала про бактерии.

Мужчин было всего трое. Старичок с белой бородкой сидел возле Тани, ел молча и быстро. Тетю Веру усадили между усачом в пиджаке и человечком в круглых очках и тюбетейке. Шурка посмотрел на них и отвернулся. Оба это заметили.

– Меня по прошлому ранению сейчас не взяли, – почему-то принялся рассказывать усач. – Еще в финскую войну пришибло. Дырка в легком. – Он все взмахивал вилкой. Потянулся рукой к мутной бутыли в центре стола.

А человечек в тюбетейке пил небольшими глоточками из рюмки, вытянув губы трубочкой.

– Я специалист, у меня бронь, – тоненьким голоском пояснил он.

Оба словно оправдывались.

В общем шуме слова раскалывались на кусочки. Тетя Вера кивала, как китайский болванчик, и смотрела на Таню и Шурку через стол.

Соседка в очках – та, что боялась бактерий, – нервно вытирала платком вилку. Потом принялась тереть нож.

– А вы Парамоновым родственники? – не унимался сосед в тюбетейке.

– Да, – кивнула тетя Вера.

– Двоюродные, – отчеканила Таня.

Тетя Вера послала ей благодарный взгляд, а Шурка – удивленный.

Под потолком булькали голоса и висел чад – пухлое одеяло пара и дыма, над которым трудились несколько сковородок и кастрюль сразу. Пахло жареной едой. Все раскраснелись. Колбасок, котлет и пирожков было столько, что тарелок и мисок не хватило, и мясо клали на обрывки газет. Ели женщины и дети, ели кошки. Губы лоснились, рты жевали. Урчали объевшиеся кошки.

Шурка на еду уже смотреть не мог: ему казалось, что последний пирожок застрял в горле. Или это был кусок котлеты?

– Ешьте, ешьте. Ну еще кусочек, – уговаривали всех Пиджак с женой.

Неандертальская соседка раскраснелась, глаза ее блестели. Она ткнула Таню локтем в бок. Таня отодвинулась, но тут же поняла, что соседке просто поговорить охота.