Крабат - [5]

Как Юро управлялся со всеми своими многочисленными обязанностями, было для Крабата загадкой. Товарищи по работе принимали всё это как должное, а Мастер и вовсе держал Юро за последний мусор. Крабату казалось, что так неправильно, и однажды - он тогда принёс связку дров на кухню, и в благодарность Юро сунул ему, не в первый раз, кстати, колбасный хвостик в карман куртки, - однажды он сказал об этом Юро без обиняков.

- Я не понимаю, зачем ты всё это позволяешь.

- Я? - спросил Юро удивлённо.

- Да - ты! - сказал Крабат. - Мастер обращается с тобой так, что смотреть стыдно, парни насмехаются над тобой.

- Тонда - нет, - возразил Юро. - И ты тоже - нет.

- Что это меняет! - продолжил Крабат. - Я бы за себя постоял, будь я на твоём месте. Я бы дал отпор, знаешь ли, не потерпел бы больше - ни от Кито, ни от Андруша, ни от кого другого!

- Хм, - проговорил Юро, почесав в затылке. - Ты - возможно, Крабат, ты так мог бы... Но если кто придурок?

- Тогда убеги! - крикнул парнишка. - Убеги отсюда - и поищи где-нибудь ещё, где тебе будет лучше!

- Убежать? - в это мгновенье Юро выглядел совсем не глупым, только разочарованным и уставшим. - Попробуй-ка, Крабат, отсюда убежать!

- У меня нет на то никаких причин.

- Нет, - пробубнил Юро, - конечно нет - и будем надеяться, что у тебя никогда их не будет...

Он сунул Крабату корочку хлеба в другой карман, отмахнулся, когда мальчик хотел его поблагодарить, и вытолкал его за дверь - глупо ухмыляясь, как от него и ожидалось.

Крабат приберёг хлеб и колбасный хвостик на конец дня. Вскоре после ужина, в то время как парни с удобством утроились в людской, Петар достал свои ложки, а остальные начали убивать время, рассказывая истории, мальчишка отошёл от компании и поднялся на чердак, где, зевая, бросился на свой тюфяк. Он слопал хлеб и колбасу, и, пока он лежал на спине, смакуя, ему невольно подумалось о Юро - и о разговоре, который они вели на кухне.

"Убежать? - пролетело у него в голове. - Зачем же? Работа, конечно, то ещё удовольствие - а если бы Тонда не помогал мне, было бы мне туго. Но еда хороша и её много, у меня есть крыша над головой - и я знаю, когда встаю утром, что мне будет где спать вечером, что там тепло, сухо и относительно мягко, без клопов и блох. Разве это не предел грёз для нищего мальчишки?"

Дороги в грёзах

Один раз Крабат уже убегал - вскоре после смерти своих родителей, которые в прошедший год умерли от оспы; тогда господин пастор взял его к себе, чтобы, как было сказано, не дать ему растлиться, - и не из-за господина пастора убегал и его жены, которая всегда хотела, чтобы в доме был мальчик. Но для кого-то вроде Крабата, который провёл свои годы в дрянной маленькой хижине, в домике пастуха в Ойтрихе, - для кого-то вроде него было тяжело прижиться у священника, с утра до вечера быть порядочным, не ругаться и не драться, расхаживать в белой рубашке, мыть шею, причёсываться, никогда не ходить без обуви, всегда с вымытыми руками и вычищенными ногтями - и, сверх того, говорить только на немецком всё время, на литературном немецком!

Крабат старался, насколько было в его силах - неделю, вторую, затем он убежал из дома священника и пристал к нищим мальчишкам. Не исключено, что он и на мельнице в Козельбрухе продержится не вечность.

"Но, - заключил он, облизывая губы после последнего кусочка, уже наполовину во сне, - когда я дам отсюда дёру, должно быть лето... Пока не цветут луга, не созревает зерно на полях и не плещется рыба в мельничном пруду, никто не уведёт меня отсюда..."

Сейчас лето, цветут луга, созревает зерно, в мельничном пруду плещется рыба. У Крабата была стычка с Мастером: вместо того чтоб таскать мешки, он прилёг в тени мельницы на траву и заснул, Мастер его застукал и хватил разок суковатой дубинкой.

- Я из тебя это выбью, малец - средь бела дня бездельничать!

Нужно ли Крабату терпеть подобное?

Зимой, возможно, когда ледяной ветер свистит над полями - тогда пришлось бы поджать хвост. Мастер, видно, забыл, что сейчас лето!

Решение Крабата твердо. Ни дня дольше не останется он на этой мельнице! Он прокрадывается в дом, забирает с чердака куртку и шапку, затем ускользает оттуда. Никто не видит его. Мастер заперся в своей комнате, окно завешено от жары платком; мукомолы работают в амбаре и на помоле у поставов, даже у Лышко нет времени озаботиться Крабатом. И всё же юноша чувствует, как за ним тайно наблюдают.

Когда он озирается, то замечает, что на крыше дровяного сарая кто-то сидит и пялится на него: взъерошенный чёрный кот, нездешний - и одноглазый.

Крабат нагибается, швыряет в него камень, прогоняет прочь.

Затем он спешит под защиту ивовых кустов у мельничного пруда. Случайно он видит, что возле берега в воде застыл жирный карп - единственный глаз уставился на Крабата снизу вверх.

Юноше становится не по себе, он поднимает камень, бросает его в рыбу. Карп ныряет, скрывается в зелёной глубине.

Теперь Крабат движется вдоль по Чёрной воде до места в Козельбрухе, которое они называют Пустошь, там он задерживается на несколько мгновений у могилы Тонды. Он смутно вспоминает, что им пришлось похоронить здесь друга одним зимним днём.