Но Тонда, слава богу, шёл рядом с ним, он был жив.
- Я хочу тебе кое-что подарить, Крабат, - старший подмастерье вытащил свой складной нож из кармана. - На память.
- Ты что, нас покинешь? - спросил мальчик.
- Возможно, - сказал Тонда.
- Но Мастер! Подумать не могу, что он тебя отпустит.
- Случается иной раз, о чём иные и подумать не могут, - сказал Тонда.
- Ты не смеешь так говорить! - крикнул Крабат. - Останься ради меня! Я не представляю себе мельницу без тебя.
- Иное в жизни, - сказал старший подмастерье, - иные не могут себе и представить, Крабат. К этому нужно быть готовым.
Пустошь была открытым четырёхугольником, едва ли больше гумна, по краю её росли изломанные сосны. Парнишка различил в сумеречном свете ряд продолговатых плоских холмиков: как могилы на заброшенном кладбище, заросшем вереском, неухоженном, без крестов и камней - чьи только могилы?
Тонда остановился.
- Возьми же, - сказал он, протягивая Крабату нож, и Крабат понял, что не имеет права отказаться.
- У него есть, - сказал Тонда, - одна особая способность, о которой тебе надо знать. - Если тебе когда будет угрожать опасность - серьёзная опасность, - лезвие поменяет цвет, как только ты его откроешь.
- И будет тогда... чёрным? - спросил Крабат.
- Да, - сказал Тонда. - Как если бы ты подержал его над фитилём горящей свечи.
Без пастора и креста
За чудной осенью пришла ранняя зима. Через две недели после Дня Всех Святых пошёл снег и уже не растаял. Крабат снова должен был его убирать и расчищать подъезд к мельнице. Однако в следующее новолуние кум со своей повозкой примчался напрямик через заснеженный луг. Не застревая и не оставляя следов за своим экипажем.
Зима нисколько не тяготила парнишку, там более что, несмотря на весь снег, было не особенно холодно, но на настроении других парней она, похоже, сказалась: от недели к неделе они становились всё более угрюмыми, и чем ближе надвигался конец года, тем тяжелее было с ними ладить. Приходилось осторожнее с ними, как с сырыми яйцами, и они стали вспыльчивыми, как индюки. По ничтожному поводу они грызлись друг с другом, даже Андруш в этом плане не составлял исключения.
Крабат столкнулся с этим, когда разок сбил снежком шапку ему с головы, просто в шутку, потому что руки зачесались. Андруш тотчас бросился на него, он избил бы мальчишку как нечего делать, если бы Тонда не вмешался и не разнял их.
- Ну правда же! - бранился Андруш. - У него щетина едва пробилась, у молокососа, а уже такой борзый! Но подожди, в следующий раз башку тебе оторву, ещё пожалеешь об этом!
В противоположность другим парням, Тонда оставался осмотрительным и дружелюбным как всегда, разве что мальчику он казался чуть печальнее, чем обычно, хоть и старался, чтобы никто этого не заметил.
"Возможно, он тоскует по своей девушке?" - предполагал Крабат - и снова, хотя он не хотел этого, ему на ум приходила Запевщица. Уже давно он больше о ней не думал. И находил, что было бы лучше, если б забыл вообще. Но как это сделать?
Пришло Рождество, для мукомолов это был такой же день, как все другие. Вялые и недовольные они вышли на работу. Крабат хотел их приободрить, достал в лесу несколько еловых ветвей и украсил ими стол. Когда парни пришли есть, то были в ярости.
- Это что такое? - крикнул Сташко. - Вон эту дрянь, прочь её отсюда!
- Прочь её отсюда! - закричали со всех сторон, даже Михал и Мертен начали браниться.
- Кто принёс это барахло в комнату, - потребовал Кито, - тот должен и вытащить его обратно.
- И быстро! - пригрозил Ханцо, - или я ему все зубы выбью!
Крабат попытался их успокоить, хотел сказать хоть слово в объяснение, но Петар не дал ему договорить.
- Прочь это отсюда! - перебил он его. - Или дубиной получишь!
Тогда Крабат уступил воле парней, но досада взяла его. Какого лешего, что он сделал не так? Или он придал этому случаю больше значения, чем следовало? В последнее время постоянно были какие-то неприятности на мельнице, ссоры тут и там, на пустом месте. Помимо прочего, ему не стоило забывать об этом, он был здесь учеником - а ученику как раз и приходится что-то такое терпеть время от времени. Странно только, что раньше он никогда не ощущал этого. Только теперь, когда началась зима, они все бросились его клевать. Предстояло ли так тому и дальше быть, до конца обучения - ещё два полных года?
При случае Крабат спросил старшего подмастерья, что такое сотворилось с парнями.
- Чего они?
- Боятся, - проговорил Тонда, глядя мимо него.
- Боятся чего? - уточнил Крабат.
- Я не имею права об этом говорить, - сказал старший подмастерье. - Довольно скоро ты сам узнаешь.
- А ты? - спросил Крабат. - Ты, Тонда, не боишься?
- Больше, чем ты думаешь, - сказал Тонда, передёрнув плечами.
В предновогодний вечер они раньше, чем обычно, пошли в постель. Мастер в течение всего дня не показывался. Возможно, он засел в Чёрной комнате и там заперся, как он иногда это делал, - или разъезжал на санях по стране. Никто не скучал по нему, никто не говорил о нём.
Без слов забились парни после ужина на свои нары.
- Спокойной ночи, - сказал Крабат, как делал это каждый вечер, ведь так полагается ученику.
