Козлиная песнь - [44]

— Я живу не одна, — пыталась я его образумить. Но мои слова звучали менее убедительно, чем надо бы. Я хотела сказать ему, что воспринимаю его только как радио. Пока журчали его речи, у меня было ощущение, что это я включила какую-то сладострастную передачу. Я силком заставила себя произнести имя Йо, не сообщая при этом, в каком состоянии мой Йо находится в данное время.

— Единственным основанием для того, чтобы связать с кем-то свою судьбу, может быть только собственное желание.

В последние месяцы у меня было много времени для размышлений, и я пришла к выводу, что если на свете возможна настоящая любовь между двумя людьми, то обязательным условием для нее служит независимость обоих партнеров.

— Да, благодаря Йо я могла жить во Франции.

И я вкратце рассказала ему о том, какое у нас с тобой было гнездышко на сеновале. — Но в Голландии я могла бы жить и с большими удобствами, например, в нормальной квартире.

— В квартире? — Пока я говорила, радио какое-то время молчало, но теперь оно прервало меня с надеждой во взоре. — Это совершенно ни к чему, только оглядись вокруг. Давай я покажу тебе спальню или сначала приготовить для тебя вкусный коктейль?

Нет, спальню я видеть не хотела и коктейля мне тоже, спасибо, не надо. Я старалась чеканить фразы. Я села на неудачный стул, или это нарочно? Ведь я могла и уйти, после катанья на мотоцикле я могла пойти прямо к себе домой. Я отодвинула колени влево, чтобы он перестал их гладить. Его большая и теплая рука (на нижних фалангах пальцев росли темные волоски) все равно осталась лежать у меня на ноге: моя попытка отодвинуться привела лишь к тому, что рука скользнула выше, к бедру. В прошедшие годы ты так часто гладил меня, что я иногда делала вид, будто боюсь, что у меня протрется кожа.

— Я люблю тебя, — вдруг услышала я хриплую фразу у самого уха. Тут я почувствовала, что мне больше уже не нужно бороться с требованиями собственного тела, желание клюнуть на уловки соблазнителя разом улетучилось. Как может прийти в голову развитому и повидавшему свет человеку произнести эти значительные и одновременно избитые слова? Неужели он не понимает, что из-за них он утратил для меня всякую привлекательность! Любовь надо прожить и доказать. Я попыталась отцепить его обезьяньи лапы палец за пальцем от моих ног. Но он был сильнее меня и не отпускал. Я дернула его за рукав, но он только усилил хватку. С самым невинным выражением лица, снова оказавшегося рядом с моим и выглядевшего так, словно этот вопрос он уже много раз задавал другим женщинам (или самому себе), он спросил, почему человек не может любить сразу двоих. Я хотела лихо ответить ему, что «двоих» мне кажется маловато, что я хотела бы любить все человечество, но я знала, что это утопия, что даже с одним-единственным молчащим человеком мне уже было невообразимо тяжело.

Я пыталась представить себе, что его руки — твои, что наконец-то пришел час, когда ты раскрыл для меня объятья. Но этого можно было не делать, радио уже начало понимать, что его усилия ни к чему не приведут.

— Знаешь, кто ты? Ты просто ограниченная клуша! — рявкнул он. Он так и сидел, вцепившись пальцами в мои ноги выше колен, и не отпускал. Специальным голосом, соответствующим этой фразе, он добавил, что я должна «понять его правильно», и хотя упрек в ограниченности на секунду выбил меня из колеи, последние его слова убедили меня в обратном. Слова «пойми меня правильно» всегда предшествуют какой-то дряни. Надо было срочно придумать какую-нибудь хитрость, пока не случилось беды.

Игривым жестом, будто я сменила гнев на милость, я взялась за рукав его пижамы выше локтя и потянула ткань к себе. При этом наверняка оголилось его плечо, но я ничего не видела, так как зарылась лицом в дорогой шелк. Сквозь ткань я приложила к носу большой и указательный пальцы и изо всех сил выдула из ноздрей воздух, как можно больше влажного воздуха, точно так же, как я часто делала, когда, бывало, вся простуженная лежала рядом с тобой в кровати, мечтая о носовом платке, но не имея сил сходить за ним. Высморкайся мне в рубашку, говорил ты мне, и я с облегчением делала то, что ты мне предлагал.

— Грязная свинья!

Как я и рассчитывала, мужчина, оскорбленный в лучших чувствах, вскочил со стула, так что тот отлетел в сторону.

— Хуже мужика, чертова лесбиянка!

Оскверненную пижамную куртку он снял и швырнул в бешенстве на пол.

— А ты раньше не подумал, что Йо может быть и женщиной?

Теперь, когда опасность миновала, в моем голосе появились издевательские нотки. Я победоносно протанцевала по огромному залу к эксклюзивному дивану, чтобы взять с него свой плащ. Потрясающе! Без этого обмена руганью я, наверное, сошла бы с ума от вечно одностороннего движения. Я завопила на полную громкость:

— Это нечестно! Это примитивно! Весь мир примитивен, я живу среди духовных ничтожеств! Почему ты не заинтересовался женщиной постарше? Или твоего возраста?

Эта ругань была для меня дивным отдыхом, наконец-то я могла отвести душу. Каким уродливым казался мне этот тип, это радио, когда он стоял с голым торсом среди дорогой мебели и затягивал потуже веревку в шелковых штанах, нетерпеливо теребя ее, чтобы завязать новый узел.