Козлиная песнь - [43]

«Мрак и тяжесть, — писала я. — Нельзя, чтобы Йо узнал, как мне плохо, а то он опять подумает, что портит чью-то жизнь. Он здесь на своем месте, а я чужая». Уехать я не могла, это означало бы бесповоротный разрыв нашего союза. Однажды после болезни я сидела, все еще еле живая, во дворе на стуле и глядела, как ты, чтобы довести начатое дело до конца, чистишь хлев. В какой-то момент ты притащил откуда-то лист толстого картона, положил его на верхушку навозной кучи, которая сильно убавилась, но еще не исчезла, и сел на него, поджав ноги. Как сейчас вижу тебя, счастливого и веселого, на этом листе, скользящем вниз, словно санки с горки, так что животные от страха бросились врассыпную.

— Да ну тебя, весь ведь перепачкался, — прокричала я тебе с моего места, но ты, не зная удержу, скатился с навозной горы еще несколько раз; ты так и сиял от счастья и здоровья. Для меня, поняла я тогда, настоящая жизнь еще не началась, а у тебя, если ты отсюда уедешь, всегда будет ощущение, что настоящая жизнь осталась позади. Ты нашел свое место на земле, и ты хотел здесь остаться. Пожалуй, ты готов был внести усовершенствования в организацию дела, но не более того.

«Я стала крестьянкой во Франции, — писала я в полном расстройстве, — а должна была стать художницей в Нью-Йорке».

* * *

Может быть, сейчас самое время признаться тебе, что я познакомилась тут с одним человеком, с мужчиной, в очереди в кассу, в супермаркете напротив нашего дома. Он стоял позади меня, через несколько человек, но не стал дожидаться своей очереди и вышел за мной следом без покупок, просто-напросто бросив в магазине свою тележку, полную продуктов.

— Знаете ли вы, что вы необычайно элегантны? — спросил он меня многозначительно, и я оглянуться не успела, как оказалась в кафе с рюмкой в руке, сидящей за столиком напротив мужчины лет тридцати восьми-тридцати девяти, с густыми бровями и живым взглядом. Его черные волосы были подстрижены по-модному, щеки покрывала щетина ровно такой длины, какой надо; он не только привлекательно выглядел, но и, как выяснилось, преуспевал в делах — был директором одной из самых престижных художественных галерей в городе. Я навострила уши.

— Ты меня сразила с ходу, — сказал он — Как только я тебя увидел, так сразу понял, что без тебя уже не могу.

Я ничего не сказала о том, что я‑то его даже не заметила.

— Ты такая спокойная, — заключил он по моему взгляду, потому что понятия не и мел о том, где сейчас мои мысли. Я продолжала молчать. Сумка с продуктами для нас с тобой стояла молчаливым свидетелем между этим человеком и мной. — Такая невозмутимая, эфирная, словно ангел, упавший с небес. — Я почувствовала симпатию к этому человеку.

Может быть, ты удивился, почему я вчера вернулась домой в два часа ночи? Так вот, у меня было с ним свидание. У него есть мотоцикл, шикарный «BMW» с двигателем в тысячу кубических сантиметров; он утверждает, что сейчас это его единственный друг. В темноте мы поехали с ним вдвоем кататься. Он велел мне держать его за талию и хорошенько к нему прижаться, потому что иначе сидеть сзади опасно. Гладкая кожа его куртки, подпрыгивающее мягкое сиденье у меня между ног — я едва сдерживалась. Накатавшись вдоволь, мы пошли к нему домой, здесь недалеко, на одном из каналов. В гостиной, большой, как зал, с высоченными окнами, я плюхнулась на диван, такой, знаешь, из эксклюзивного мебельного салона. Все еще в мотоциклетном костюме, мужчина встал, широко расставив ноги, напротив меня и принялся осыпать меня комплиментами. Поскольку я смотрела в другую сторону и выглядела, видимо, печальной, он опустился на колени, взял мои ладони в свои и спросил с беспокойством, что же со мной такое. Он не хочет, чтобы я горевала сказал он, может быть, мне в нем что-то не нравится?

Он вышел из комнаты, а я стала думать, куда бы мне перебраться с дивана, чтобы он не смог подсесть ко мне вплотную или опять встать передо мной на колени. Выбрала стул с тремя ножками у стола с овальной столешницей из армированного стекла. Пока я, сидя на этом стуле, рассматривала картины на стенах, он успел переодеться и вернулся в гостиную уже в пижаме — мягком свободном костюме из полосатого шелка. Он опустился в кресло справа от меня, у короткой стороны стола. Его волосатая грудь оказалась совсем рядом со мной, и я едва удержалась, чтобы не начать наматывать черные волоски на указательный палец. Он был привлекателен и знал об этом, он чувствовал себя совершенно легко и сразу начал рисовать мне картины того будущего, которое ожидало меня подле него. Пока он говорил, я смотрела на его рот, большой, но не вульгарный. Изо рта лились сладкие речи. Мы будем много путешествовать, поедем в дальние страны, наслаждаясь его богатством. Побываем на всех выставках от Дюссельдорфа до Нью-Йорка, где он сразу же познакомит меня со всеми важными фигурами в мире современного искусства. Поскольку просторный флигель его дома все равно пустует, я устрою там себе мастерскую и подготовлюсь к выставке моих собственных работ, он предлагал устроить ее у него в галерее, среди его клиентов было множество музеев современного искусства.