Кожа - [37]

Коробка на колесах перестала трястись и звенеть. Они встали. Лошади выдохнули. За стеклами в обе стороны виднелось поле. Значит, застряли. Наваждение перемены пропало. Принцесса вытянула правую ногу в сапоге, положила ее на колени Марусе и велела растереть. Маруся обрадовалась, сняла бережно с неработающей ноги сапог, носок, потом чулок и принялась ее массировать. Принцесса посмотрела на Хоуп победительницей, а Хоуп посмотрела в белое поле. Она решила пережить с Принцессой зиму, а потом уходить.

Неработающая стала гораздо реже бить Марусю и никогда не делала этого на глазах служащей. Хоуп решила мстить, как ей это было доступно: она аккуратно, по слову, по выражению, по интонации в каждой из двух-трех фраз принялась говорить с Принцессой на работающем диалекте. И Принцесса принялась перенимать. Она, бывало, задавала вопросы про некоторые удивляющие ее слова или интонации, но Хоуп спокойно объясняла, что это такой американский разговор. Хоуп обожала слушать Принцессу, когда та говорила на работающем диалекте с толстым русским акцентом. Это была странно и смешно, и одновременно Хоуп становилось стыдно перед Голд и другими работающими за то, что она избрала их родную речь наказанием для неработающей. Зато английский Принцессы буквально побежал, стал быстрым, внезапным, менее сбивчивым. Однажды Хоуп дремала в дороге под качку и позвякивание колокольчиков, и Принцесса, которой стало скучно ехать молча, будила неработающую фразами. Хоуп даже показалась, что это Голд будит ее. Ей это не понравилось.

Они приехали в каменный хозяйский дом с овальными окнами и с маленькими, размером с больших кошек львами по бокам главной двери. Хоуп потом много еще видела в своей Второй стране львов, охранявших неработающие дома снаружи или внутри – сидящих или лежащих и сложивших морды на лапы, небольших или совсем крохотных, больших или совсем огромных, с открытой пастью или закрытой, зло рычащих – показывающих зубы, или очень грустных, или чрезвычайно обалдевших, с раскрытыми от удивления глазами и пастью, или даже улыбающихся. Из белого, красного с прожилками, черного камня, золотого металла или серебряного. Потом она видела разноцветных львов, которые украшали некоторые работающие деревянные дома. Эти звери, разноцветные, сильнее похожие на людей, чем львы неработающих, нравились ей больше. Хоуп удивлялась этому львиному царству, ведь никто никогда не видел здесь львов. Они водились в Африке, она знала. Оттуда украли не только ее бабушку с дедушкой и весь ее народ, но и львов, вывезли их изображения как символ силы и страха и распространили тут среди неработающих и даже работающих.

Домом с овальными окнами владела знакомая Принцессы, на нее непохожая внешне: высокая, крупноскулая, с черными волосами и очень тонкой, сильно утянутой серединой туловища. Принцесса рассказала, что они дружили в молодые годы. У Подруги принцессы были очень высокий голос и белая мелкая мохнатая собака. Подруга принцессы всегда носила ее на левой руке, запрятанной в перчатке: мохнатая кусала неработающей пальцы. Хоуп, глядя на то, как общаются неработающие женщины, решила, что они никогда не дружили. Подруга принцессы поразилась Хоуп и обозлилась на подругу. Хоуп осознала, что это зависть. Подруга принцессы всегда усаживала служащую рядом с собой за едой, часто обращалась именно к ней, хоть Принцессе почти всегда самой приходилось работать переводящей. Ее лжеподруга не говорила по-английски, а Хоуп не говорила почти по-русски, но многое уже понимала. Принцесса злилась, ревновала Хоуп, но одновременно испытывала удовольствие от того, что Хоуп именно ее служащая.

Хоуп ела за одним столом с неработающими из тарелок из драгоценных металлов или из тонкого белого стекла, разукрашенного цветами, сценами с чистыми людьми в нарядах или красивыми чистыми животными. Ела ложками, ножами и маленькими вилами из драгоценных металлов. Все это подтверждало то, что Хоуп уж точно теперь свободная неработающая – и даже не служащая, а почти хозяйка. И приносили ей еду, и стирали ее одежду, и открывали перед ней двери белые люди – домашние работающие. Хоуп несколько раз ощутила из-за этого торжество и радость, но ей быстро стало стыдно. Марусю, как работающую, за общий стол не сажали. Маруся ела на кухне, а в те разы, когда Принцесса ела не за общим столом, а в комнате, доедала там за Хозяйкой остатки. И Хоуп от этого тоже было стыдно. Ей не нравилось, что ей часто становилось стыдно в ее Второй стране.

Разговоры были скучными, однообразными. Подруга принцессы спрашивала Хоуп, как ей русская еда, русский климат и русские люди. Хоуп отвечала, что еда ей нравится (как может не нравиться еда?), климат пугал, но зима красивая и в теплой неработающей одежде и в каменных затоп– ленных домах ее можно вынести, кожа спины привыкла и почти не болит (Хоуп это не рассказала, но подумала), а люди везде есть разные. Хоуп приносили пробовать разную местную еду: большие пироги с грибами или рыбой, маленькие пироги с грибами, или курицей, или капустой, разные вареные ягоды, красный суп с капустой, поджаренные в масле тонкие круги теста, которые подавали с белой молочной кремовой массой и с оранжевыми шариками, пахнущими рыбой. Подруга принцессы почти не ела сама, но сама опять спрашивала, нравится ли Хоуп. Ей нравилось, но она не привыкла так много есть. Принцесса съедала то, что приносили, и привычно бралась за следующее блюдо. От их хозяйских завтраков, обедов, полдников и ужинов оставалось много, остатки доедали домашние работающие.