Кожа - [38]

Во Второй стране Хоуп часто пили чай, много и долго, чтобы согреваться и разговаривать. Вода для него производилась в металлическом сосуде на ногах и с краном. К чаю приносили на сладкое мед и вареные протертые ягоды, но именно в доме Подруги принцессы впервые Хоуп подали сахар – горку золотистых кристаллов в посудине из драгоценного металла. Служащая не сомневалась, что он приехал оттуда же, откуда и она. Пока неработающие были заняты разливанием чая, Хоуп положила себе один из кусков с острыми переливающимися краями в рот. Кристалл кололся и одновременно растекался сладостью по рту, горлу, пищеводу – всему подкожному телу Хоуп.

Полевых работающих она видела редко и на ходу. Проезжая мимо них, идущих сквозь снег или тоже проезжающих – в телеге на одной лошади. Чаще – мужчин, реже – женщин, иногда – детей. По позам тел, по темпу походки всех проезжающих и проходящих было ясно: у них есть какая-то цель, какое-то дело. Работающие никогда не передвигались просто прогуливаясь. В руках мужчин и женщин всегда находилось какое-то работающее орудие, на руках женщин часто – дети. Хотя иногда встречались мужчины без орудия, прогуливающиеся по изогнутой и вроде бы без цели – на самом деле с целью напиться еще больше и ничего не видеть и не ощущать, или уснуть и замерзнуть в сугробе, или избить свою жену. Хоуп этого не понимала, но догадывалась.

Хоуп видела, что все неработающие люди были по отношению к работающим словно из другой страны. Отличались от работающих всем, кроме цвета кожи: одеждой, строением тел, своей повседневной жизнью, обычаями и праздниками. Лжеподруги как-то долго рассказывали друг другу и Хоуп про то, что работающие – все еще язычники, в отличие от них, неработающих, настоящих христиан, и верят в магию и приметы. Принцесса хохотала и пересказывала всякие Марусины суеверия. Например, работающая никогда не надевала юбку через ноги, потому что это приносило бесплодие. Лжеподруги снова вроде как стали подругами, сладко вместе смеялись, объединившись в этом разговоре про магические верования против неработающих. Хоуп даже не стала делать вид, что улыбается. Она думала, что, возможно, причина такого страшного разрыва между работающими и неработающими проста. Тут все всё забыли. Людей украли из какой-то другой земли и завезли во Вторую страну Хоуп работать на хозяев и обслуживать их. Так же, как украли из Африки народ Хоуп и привезли работающими в ее Первую страну. Или нет. Просто сами неработающие приехали сюда и заставили местных работать на них.

Лжеподруги возили Хоуп по хозяйским гостям. Как и прежде, во времена своей поэтической публичности, она оказывалась в самом центре внимания неработающих. Но теперь не нужно было даже стихов. Хоуп их сейчас не писала – смотрела иногда на свою полупустую книжку и пыталась понять, как ей начать вмещать в слова все увиденное и прочувствованное в этой долгой стране. Подруга принцессы всюду брала с собой мохнатую белую собачку, а Принцесса – Хоуп. Служащая видела, что даже сами лжеподруги мало интересуют хозяев. Каждый и каждая старались усесться с Хоуп рядом и говорить только с ней, хоть они не говорили по-английски вовсе и пытались говорить с ней по-французски и по-русски. На Принцессу глядели с удивленным уважением, присутствие рядом с ней Хоуп делало ее богаче и знатнее – настоящей принцессой. Хоуп понимала, что люди с ее кожей в ее Второй стране – роскошные предметы. И что она сама что-то вроде собаки редкой породы. И служащая понимала, что она – живая плата за проживание у Подруги принцессы, за ее дорогую и сложную четырехразовую еду и многочисленные чаепития, за услуги местных домашних работающих и за пользование лошадьми.

К Подруге принцессы часто стали приезжать гости-хозяева и очень расстраивались, если им не удавалось хоть чуть-чуть увидеть Хоуп. Принцессу принялись приглашать в гости разные хозяева в свои каменные дома в окрестных городах и вне городов. Она сделалась счастливой и помолодевшей. Перестала бить Марусю, которая все равно была в последнее время печальной и слишком тихой. Ее в те дни Принцесса и Хоуп почти не видели. Хоуп как-то застала ее горько, по-детски плачущей и попыталась утешить ее – говорить с ней на своем еще маленьком русском, но Маруся дернулась круглым телом и убежала в другую комнату. Хоуп хотела поговорить с Принцессой про работающую, но та не слушала. Она заказывала для себя и Хоуп новые платья. Подруга принцессы часто ездила по хозяйским домам с ними и пыталась всегда наглядно присоединиться к Хоуп и Принцессе – показать, что это у нее они живут и что она тоже имеет отношение к такому столичному устройству мира, в котором у хозяев служащие с темным цветом кожи.

Хоуп сильно уставала от неработающих и общения с ними. Снова задавали вопросы про ее отношение к еде, людям, нравам, климату России. Принцесса радостно тут выступала переводящей – она тоже вместе со служащей захватывала всеобщее внимание. Несколько раз ее спросили про африканские обычаи и климат. Она устало отвечала, что не знает Африки, что ее Первая страна не Африка, а Америка. Спрашивали и про Америку, но как-то осторожно. Одна неработающая спросила, правда ли Хоуп мерзнет меньше, потому что такая кожа, как у нее, толще. Неработающие дети просили потрогать руки Хоуп и ее волосы. Два раза неработающие приглашали ее перейти к ним на службу. Один хозяин прямо во время ужина за общим столом, не очень-то шепча, предложил ей стать его любовницей и показал ей свое кольцо с небольшим прозрачным камнем. Однажды Хоуп сказала Принцессе, что устала и не поедет. Из-за чего Принцессу растрясла страшная истерика, в которой она, не стесняясь своей лжеподруги и работающих, кричала, что продолжающийся шквал внимания к ней «через Хоуп» есть лучшее, что с ней когда-либо происходило. Хоуп сделалось сильно Принцессу жалко, и она пошла. Но позже оговорила с ней, что мелких выходов будет не более четырех в неделю, крупных – не более одного, домашних – не более двух.